Женские монастыри появились почти одновременно с мужскими, но мы знаем о них гораздо меньше. Уставы их были подобны: в них точно так же предписывалось соблюдение бедности и послушания, а день следовало делить между молитвой и работой. Политической роли женские монастыри не играли и не рождали шедевров в области искусства или философской мысли. Впрочем, в поздний период византийской истории в них создавались изумительные вышивки. Однако туда, как императоры и сановники в мужские монастыри, удалялись свергнутые императрицы или вдовы императоров. Во многих случаях они приносили в качестве вклада значительное состояние. Одной из таких монахинь была Мария, сводная сестра императора Андроника II Палеолога. Она была обручена с монгольским правителем Персии, ханом Хулагу, но ввиду его смерти ее выдали замуж за его сына Абуку. В пожилом возрасте она вернулась в Константинополь, основала церковь Святой Марии из монголов и стала монахиней под именем Мелании. Ее портрет есть на мозаике в нынешней Кахрие-Джами под изображениями Христа и Богоматери.

Обычным занятием монахов в монастырях было копирование манускриптов, украшение их иллюстрациями, писание икон и фресок, хотя существовали и мирские живописцы и копиисты. Обязательным было певческое участие в службах. Большие монастыри полностью себя обеспечивали, где всеми нужными для их поддержания ремеслами также занимались монахи. Феодор Студит весьма благосклонно относился к такого рода ежедневным трудам и подчеркивал, что всякая работа заслуживает уважения. Но он также верил, что жизнь должна быть аскетичной и что посты следует соблюдать неуклонно, а любое отступление от монастырского устава в наиболее строгих заведениях сурово наказывалось. Самые набожные священники и руководители монастырей не терпели нерадивости и распущенности со стороны гражданских чиновников и даже императоров. Любое вмешательство светских властей в монастырские дела встречалось негодованием.

События, приведшие к окончательному расколу между Востоком и Западом в 1054 году, несомненно, были не только религиозного характера, но и политического. Они сосредоточились вокруг выражения «филиокве» в символе веры, которое с современных позиций никак нельзя отнести к основополагающим. Однако сомнительно, что раскола можно было избежать, даже если бы политические события не были так тесно связаны с аргументами, касающимися сущности веры. Различие во взглядах между Востоком и Западом было слишком глубоким, чтобы его можно было сгладить. Византийская цивилизация развивалась по своему особому пути, и церковь развивалась вместе с ней. Духовная мысль постепенно все больше отчуждалась от Рима, точно так же, как в древние времена латинская мысль отошла от греческой. Византийское искусство к IX столетию стало резко отличаться от искусства Каролингов или итальянского. Византийский образ мысли был религиозным и однозначным. Примириться Восток и Запад не могли, даже если бы такое желание возникло одновременно у обеих сторон, чего так и не произошло. Таким образом, уже к IX веку стало очевидно, что две ветви христианской веры разделятся. Всякое желание к сближению, которое могло бы возникнуть, было, по крайней мере у народа, полностью уничтожено после взятия и разграбления крестоносцами Константинополя в 1024 году, а также последующего постоянного присутствия латинян на Востоке. Движение, имевшее начальной целью очищение святых мест от неверных, бросило последнюю соломинку на чашу весов, после которой примирения двух церквей быть не могло. Этим же оно, больше всех других факторов, способствовало установлению ислама в Восточной Европе.

Людей, имеющих склонность к некоторому формализму и абстракционизму в искусстве, византийские мозаики и картины могут привлекать больше, чем более реалистичные скульптуры Рима или натуралистические живописные полотна Ренессанса. Но вряд ли вызовет споры утверждение, что чеканщики монет Византийской империи не достигли тех же высот мастерства, что и граверы Греции и медальеры Италии. В то же время византийские монеты никак нельзя было назвать непримечательными ни с художественной, ни с исторической точки зрения. Многое в них красиво и бросает свет на византийскую цивилизацию в целом. Рисунки на монетах разнообразные и часто очень интересные. Исполнены они в большинстве своем профессионально, а при внимательном изучении портретов, на них изображенных, становится явной оригинальность, большая, чем можно предположить при беглом взгляде. Поистине монеты не только рассказывают нам о внешности императоров, но и с поразительной четкостью отражают прогрессивные перемены, имевшие место в ходе истории Византии.

Рот, в его великолепном исследовании византийских монет из собрания Британского музея, делит их на семь четко разграниченных хронологических групп. Самая ранняя начинается с царствования Аркадия (491) и продолжается до дней Константина IV (685), так как полагает, что до 490 года имели хождение монеты более римские, нежели византийские по виду. Действительно, даже в монетах VI века прослеживается сильное римское влияние. На их аверсе изображен бюст императора в квадратной солидной манере, присущей римским монетам, а надписи сделаны на латыни или, позднее, неким двуязычным шрифтом, наполовину латинским, наполовину греческим. На реверсе сначала была фигура либо Тихе[4]данного города, либо святого Михаила, преобразованного из классического изображения крылатой победы (фото 59а). Позднее там обычно помещали крест на ступенчатом пьедестале.

Однако к концу этого периода римское влияние ослабло, и доминировать стали греческие элементы. Портреты стали более формализованными и в то же время более индивидуальными. Свидетельством тому является изображение Фоки с острой бородкой или старого Ираклия с его длинной бородой и огромными усами (фото 59b, e). При Юстиниане II на реверсе появляется голова Христа, но чаще предпочитают иконоборческий символ вроде креста. Было вполне подобающим изобразить крест на монетах Ираклия, который прославился спасением от персов креста, на котором был распят Иисус. На некоторых монетах он даже сам держит крест. Интересно отметить, что любовь к символизму, бывшая характерной чертой христианского искусства до Константина, сильно проявляется именно в монетах. Для многих запрещение изображать божественные фигуры при иконоборцах не было чем-то неправильным.

Самым важным фактором в ротовском определении второго периода монетных групп, от Юстиниана II до Феодосия III (685–717), было сокращение числа монетных дворов сначала из-за исламских завоеваний, а затем в результате имперской политики, согласно которой дела государственные все больше сосредотачивались в Константинополе. Третий период, от Льва III до Феофила (717–842), совпадает по времени с эпохой иконоборчества и характеризуется не только отсутствием на монетах каких бы то ни было религиозных фигур, но даже иногда заменой второго императорского портрета крестом.

До таких крайностей доходил страх перед опасностью религиозного искусства. Портреты той эпохи традиционные, угловатые и сухие. Они резко контрастируют с портретами на монетах четвертой и пятой групп ротовского деления: от Михаила III до Иоанна I (842–976) и от Василия II до Константина VIII (976—1081). Эти последние отличаются силой и блеском исполнения, ярко отражающим дух великой македонской династии. Особенно наглядно выражают характер этого времени реверсы монет. Поначалу там обычно была надпись, в которой перечислялись титулы императора – свидетельство автократической концепции императорского достоинства. Позднее обычной стали фигуры Христа или Богоматери, что выражало концепцию императора – наместника Христа на земле и роль Богоматери, покровительницы и защитницы столицы государства (фото 59, b, p, q). С течением времени эти фигуры выполнялись все более изощренно. Так, императоры показаны были сидящими на троне или во весь рост, а вместо головы Христа появилось изображение Спасителя во славе. Появились разнообразные варианты изображения Богоматери. Иногда чеканились образы святых угодников. Эта перемена точно совпадает по времени с периодом правления от Алексея I до Алексея IV (1081–1204), периодом экономических трудностей и политического упадка, характеризующих эпоху Комнинов. Вновь портреты становятся схематичными, в соответствии с плоскостной манерой, которую мы видим в мозаиках и живописи тех лет. (На манер знаменитой мозаики, известной как панель Иоанна в Айя-Софии, около 1118 г.)