— Вы воспитывались среди беспутных моряков. Вам известна мужская природа. Я пытался быть с вами джентльменом, но у меня есть свои недостатки. Да, у меня типично мужская натура. Это ровным счетом ничего не означает, и не стоит искать в этом какой-то смысл.

Аманда пристально посмотрела на него, не в силах разгадать смысл этих причудливых слов. А он одарил ее весьма откровенной и чувственной улыбкой, из разряда тех, что заставляет таять сердца, и ее сердце тут же сомлело.

Аманда бросила думать над его странными высказываниями. Ее пульс неистово колотился, мысли беспорядочно метались.

Капитан взял бутылку и наполнил ее бокал:

— Расскажите мне немного о себе.

Но Аманда была во власти чувств и едва ли слышала его.

— Аманда? Когда вы с вашим отцом приехали на Ямайку и поселились на острове?

Она глубоко вздохнула, все еще не в силах забыть, как обольстительно он только что смотрел на нее, улыбался ей… Она с трудом восстановила дыхание.

— Мне было четыре, — с усилием произнесла она.

— А где вы жили до этого? — спросил де Уоренн. Теперь и в его руке оказался бокал, время от времени он делал глотки, наслаждаясь красным вином.

— В Сент-Мавес. Это в Корнуолле. Я там родилась, — ответила Аманда, наконец-то сумев собраться с мыслями.

— Сент-Мавес… если не ошибаюсь, это на восточном побережье.

Она кивнула:

— Моя мать оттуда родом.

— А как познакомились ваши родители? — осведомился он, не сводя пристального взгляда с ее лица.

Изумленная, Аманда вдруг подумала о том, что капитан, похоже, действительно интересуется ее жизнью.

— Папа служил на военно-морском флоте. Он был гардемарином на линейном корабле. Папа проводил отпуск в Брайтоне, а мама отдыхала там с матерью и сестрой. Это была любовь с первого взгляда, — добавила она с улыбкой.

Аманда по-прежнему ожидала, что собеседник каким-либо образом покажет, что ему наскучил разговор, однако он лишь ближе склонился к ней:

— До меня доходили кое-какие слухи по поводу того, что Кэрр был военно-морским офицером. Подумать только, линейный корабль! Это впечатляет.

Линейные суда были самыми большими военными кораблями британского флота, они представляли собой огромные трехпалубные гиганты с более чем сотней орудий и командами, которые насчитывали человек восемьсот, а то и больше. Аманда была очень горда.

— Думаю, папа в те годы был весьма лихим воякой.

— И ваша мама попала в его любовный плен, — улыбнулся он.

— Да. — Ее улыбка медленно погасла. — А потом папа превратился в жулика.

— После женитьбы?

Аманда кивнула:

— И после моего рождения. Мама его выставила.

— Интересно, знаком ли я с кем-то из семьи вашей матери, — задумчиво произнес де Уоренн. — У моего брата поместье в Корнуолле, и я бывал там, хотя и нечасто.

— Ее девичья фамилия — Стрейтферн, — сказала Аманда, снова ощутив гордость за родителей. — Это старинный род, мама могла проследить свою родословную до англосаксонских времен.

— Выходит, ваша мама самая настоящая светская дама, — заметил капитан.

— Она — настоящая леди. Папа говорил, что у нее безупречные, изысканные манеры, она остается учтивой всегда, независимо от ситуации, а еще она удивительная красавица.

Аманда улыбнулась, хотя душу вновь кольнула тревога. Как легко она, оказывается, забыла, что через каких-то шесть недель окажется перед дверями своей матери в Лондоне! Аманда взглянула на де Уоренна и, заметив, как сосредоточенно он наблюдает за ней, улыбнулась уже более решительно. Дочь пирата не хотела, чтобы этот аристократ догадался: поездка в Англию пугает ее гораздо сильнее, чем любое, даже самое ожесточенное морское сражение.

— Ваша семья все еще владеет землями в Сент-Мавес? — спросил он.

Аманда вдруг подскочила на месте от возмущения.

— Вы задаете слишком много вопросов о моей матери. — Мысли лихорадочно зароились в ее голове. Де Уоренн слыл бесстыдным дамским угодником, а ее мать была очень красива. Неужели он заинтересовался Дульсией Кэрр?

Сердце затрепетало от отвратительного предположения.

— С вами все в порядке? — спросил капитан.

Она не могла изобразить даже подобие жалкой улыбки.

— Аманда?

— Вы знакомы с моей матерью? — резким тоном осведомилась она.

— Боюсь, нет, я не знаю никого из Стрейтфернов.

Аманда с явным облегчением откинулась на стуле.

— Я очень удивлен тем, что ваша мать позволила вам отправиться в Вест-Индию с вашим отцом, — мимоходом заметил он.

Аманда была настолько успокоена тем, что де Уоренн явно не собирался превращать ее мать в свою любовницу — это она поняла по его ровному, безучастному тону, — что даже не задумалась над его вопросом и выпалила честно:

— А она и не давала подобного разрешения. Папа забрал меня силой, вырвав прямо из ее рук, чем буквально разбил ее сердце. — Когда брови де Уоренна приподнялись от изумления, она добавила, пытаясь защитить отца: — Ему не разрешали меня видеть. Если бы мама была добрее, он бы никогда не забрал меня и не увез так далеко. Но она не позволила ему ни одной встречи со мной. Он очень тосковал без меня, поэтому и решился на такой шаг.

На лице де Уоренна появилось мрачное выражение.

— Мне очень жаль. Это ужасная история.

Аманда безразлично пожала плечами.

— Я все равно ничего не помню. Я даже не помню маму. Мне так обидно, что я ее забыла, — добавила она.

— Возможно, это даже к лучшему, что вы не помните, как вас вырвали из рук матери, — заметил он, испытующе глядя на Аманду.

Она посмотрела ему в глаза:

— Я люблю папу. И я рада, что он забрал меня тогда.

Задумчиво изучая ее лицо, де Уоренн отозвался:

— Я знаю.

Несмотря на свое признание, в глубине души Аманда чувствовала грусть. Это ощущение не было похоже на горе, которое съедало ее после смерти отца. Дочь пирата не могла не спрашивать себя, какой была бы ее жизнь, если бы отец не приехал тогда, чтобы увезти ее из Сент-Мавес. Этот вопрос мучил Аманду большую часть жизни.

Она подняла глаза на капитана и снова принялась обороняться:

— Мама — настоящая леди, а я — нет. Я никогда не буду леди, но это меня не заботит. Я люблю море. И если бы могла сама выбирать свою судьбу, я бы оставила все, как сейчас, — осталась бы на этом большом красивом корабле, бегущем по волнам, навсегда.

Густые темные ресницы де Уоренна дрогнули, спрятав прекрасные синие глаза. Он хранил молчание, задумчиво перебирая столовые приборы.