Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лев уже мёртв!
И действительно, сильный и могучий, благородный и величественный царь зверей, в жизни ни кого не страшившийся, оказывается, умирает от… разрыва сердца! Грозные львы не выносят, когда их облаивают мелкие собачонки…
Пармениона история с собачками развеселила и убедила. Он больше не возражал против дротометателей и прочих вспомогательных боевых отрядов. Только иногда называл их всех «лающими отрядами». Конницу, эту массу ранее недисциплинированных всадников, Филипп безоговорочно соединил в единый отряд кавалерии, подчинённый одному командиру, которого назначал лично. При этом создал две конницы – тяжёлую и лёгкую: основу тяжёлой конницы составляли близкие по духу и знатности товарищи, гетайры, разделённые на восемь ил, которые, как и таксисы, формировались по территориальному признаку. Из восьми ил семь насчитывали по двести человек, а восьмая, она же «царская ила», – триста.
Царская свита во время сражений составила восемьсот всадников, все – выходцы из княжеских родов, высшая македонская элита. Это были не просто преданные царю воины: восемьсот «спутников царя», его гвардия, получавшие за свою службу новые обретённые земли и огромные поместья врагов. Филипп брал в гвардию сыновей знатных македонян с целью закалить юношей в боях и приучить к несению придворных обязанностей. К тем, кто был склонен к изнеженности и лености, он относился беспощадно. Афтонета, молодого человека из знатной семьи, например, царь велел бичевать за то, что тот, почувствовав жажду, на марше покинул строй и свернул на постоялый двор. Другого гвардейца, своего любимчика Архедама, предал смерти за нарушение приказа в походе – не снимать оружия во время отдыха. Юноша совершил проступок и жестоко поплатился, посчитав, что прежней лестью и угодничеством навсегда завоевал расположение царя.
Нововведением Филиппа явилась атака гетайров «клином», на острие которого находился иларх, командир ила: во втором ряду стояли два всадника, в третьем – три, и так далее… Клин не был изобретением Филиппа, его впервые употребил Эпаминонд в сражении при Левктрах, в Беотии. Тогда фиванское войско разгромило спартанцев, считавшихся непобедимыми. Македонский клин прорывал боевой строй противника, как бы он ни был силен, поскольку большое число мужественных воинов, вооруженных смертоносными пиками, концентрировались в его вершине. Солдаты называли свой клин ещё «свиной головой», или «кабаном», за сходство с этим порою несмирным животным и за его пробивную мощь. Если противник наступал, для обороны македоняне использовали своеобразный боевой порядок, называемый «ножницы» – при таком раскладе ила обычно разворачивалась и нападала на фланги противника.
Гетайры на конях вооружались короткими пиками, удар ими наносился сверху или от пояса. Пробивная сила их оказалась велика, и это позволяло успешно использовать конницу против пехоты противника. В задачу легковооружённой конницы, продрома, вооружённой дротиками, входила скрытная разведка. Лучшие из них, набравшиеся боевого опыта, назначались в крипты, лазутчики; они незаметно проникали на территорию противника, чтобы разведать местонахождение главных сил, ставки полководца и обозного лагеря. В бой крипты обычно не вступали, если не обнаруживались врагом. До Филиппа ни в одной армии не было ничего подобного! Случалось ведь раньше, что оба войска противников сходились в битве совершенно неожиданно, без подготовки, по неосторожности, не ведая, кто и где находился до этого, какова раскладка сил друг друга. Без предварительной разведки, подготовки армий к сражению и анализа ситуации.
* * *
Заполучив доверие народа вместе с мощной поддержкой знати, Филипп начал наступление на старый македонский уклад. Он решительно менял всё, что считал лишним, бесполезным: изгонял из армии стародавнюю тактику ведения боя, менял вооружение и обязательно командиров, назначая на высокие командные должности даже юнцов, проявивших себя в боях. Филипп не только издавал законы и распоряжения, он сам участвовал в их реализации, был душой затеянных им дел, имел бодрое состояние духа и убежденно верил в свои необычные затеи. Особенно, если дело касалось государственного устройства и армии. Чувствуя в своём царе «правильного» властителя, македоняне отвечали ему доверительным уважением, ощущая себя единым целым со своим отечеством, Македонией. В надежде увидеть скорые результаты его усилий, ему многое прощалось, даже плохо скрываемое желание Филиппа поскорее приобщить Македонию к эллинской культуре.
А вскоре исчезли и оппозиционные партии, расплодившиеся было при дворе, потому что одних активных представителей Филипп ухитрился купить, других запугал или уничтожил – всё благодаря его хитроумной дипломатии. Если в Македонии находился человек, недовольный им, Филиппу докладывали:
– Такой-то сильно ругает тебя – прогони его или прикажи убить.
– Зачем? – удивлялся царь. – Лучше позовите его ко мне на угощение, в гости.
Проходило немного времени, и он спрашивал о своём хулителе:
– Ну и как теперь?
– Теперь хвалит!
– А я что вам говорил?
Такими мерами Филипп укреплял своё влияние в собственном царстве и далеко за его пределами. Он не сталкивался напрямую с сильнейшими городами Греции, но разрабатывал против них достаточно коварные и далеко идущие планы, строил козни, сталкивая их интересы между собой. Он был уверен в том, что в многолетней вражде стороны истощат себя, прежде чем Македония займёт достойное место в Элладе. Следующим шагом Филиппа стало налаживание торговли с соседями, с которыми Македония пожелала дружить или иметь их союзниками в предстоящей борьбе с Афинами. Царские советники предлагали Филиппу оставлять в союзных городах свои гарнизоны, а он говорил:
– Мне выгодней долго слыть добрым, чем недолго – злым!
Он всегда помнил о том, воевать со всей Грецией бесполезно и невыгодно для Македонии. Добиваться любви войной нельзя, но возможно покорить «по-доброму». Поэтому, когда ему говорили: «Накажи афинян: они тебя бранят», он удивлялся:
– А после этого они разве будут меня хвалить? От афинской брани я делаюсь только лучше, потому что постараюсь показать всему свету, что это ложь.
Филипп быстро научился всяческим изощрениям в политических играх, присматриваясь к ситуации, к любому