Иисуса, т. е. они трактуют только о метафизическом, идеальном, а не историческом, реальном Иисусе Христе. Вся полемика христиан против гностицизма в сущности вытекала из того, что гностики оспаривали историчность Иисуса или же, во всяком случае, придавали ей второстепенное значение.

Впрочем, что дошло до нас из воззрений противников христианства? Разве церковь тщательно, с самого же начала, не придушила, уничтожила и сжила со света все то, что так или иначе могло быть для нее опасным? Разве она не дала сгореть антихристианским сочинениям Порфирия? Разве не сделалась жертвой Неистовства фанатиков и монахов в 391 г. драгоценная александрийская библиотека, в которой бережно хранились величайшие сокровища мысли древнего мира? Кто может сказать, что при этом не погибли все полемические сочинения против христианства? Если мы знакомы с сочинением Цельса, единственным связным опровержением христианства, то мы знаем о нем кое-что опять-таки только из критики его у Оригена. Само же это произведение относится ко второй половине II века и уже по одному тому не может служить доказательством. Да, наконец, было бы удивительным, если бы ни один язычник не оспаривал существования исторического Иисуса. К тому времени, когда начиналась языческая реакция против христианства, т. е. во II веке, история Иисуса отлилась уже в традиционные формы. Как иудеи, точно так же ц языческие авторы тогда в своей полемике против христианства базировались, да и могли базироваться, просто только на христианском предании. Архивные изыскания для установления фактов не входили в задачу древней историографии. «Интерес к исторической истине, как таковой, — говорит историк церкви, вроде Гаузрата, — вообще вряд ли существовал в древности, там преобладал .интерес к истине идеальной. Можно перечислить все случаи, когда античный писатель ставил вопрос: что произошло на самом деле и что исторически засвидетельствовано?». А если бы даже и пожелали произвести исследование относительно истинности евангельской «истории» и основательно разобрать дело, то после разрушения Иерусалима и рассеяния тамошних иудеев не могли бы найти ничего достоверного.

Наконец, если язычники не оспаривали существования Иисуса, то потому ли, что оно ео ipso было несомненно, или же потому, Что в ту эпоху это существование еще никем и не отстаивалось? На этот вопрос мы ждем ответа.

Противники спрашивают: если Иисус на был исторической личностью, то как могло случиться, что это существование никем не подвергалось сомнению? На это мы отвечаем вопросом на вопрос: допустим, что он был исторической личностью, но как прикажете нам объяснить себе тот факт, что не только Талмуд молчит об Иисусе, но и, если оставить в стороне евангелия, Пи одно произведение раннего христианства не сообщает нам ничего сколько-нибудь интимного из жизни этой личности? Обратите внимание на послания Павла! Что они не знают никакого особого факта из жизни Иисуса, — это будет показано в следующей главе. Прочтите остальные послания нового завета: послания Петра, Иоанна, Иакова, Иуды, послание к евреям; прочтите послание Климента в коринфянам, послание Варнавы, «Пастырь» Гермы, Деяния апостольские и т. д., — нигде, ни в одном из всех этих раннехристианских документов нет даже малейшего намека на настоящего человека Иисуса, на историческую личность Иисуса, как таковую, из чего можно было бы заключить, что авторы были сколько-нибудь осведомлены о ней. Его жизнь, как она описана в евангелиях, с ее человеческими чертами, по-видимому, совершенно неизвестна авторам названных произведений. Его речи, изречения едва ли кое-где приводятся, да и то, где это имеет место, как, напр., в послании Иакова или учении 12 апостолов, они приводятся не как речи Иисуса. Не чувствуется, что названные документы вообще знают исторического Иисуса, а что, быть может, можно было бы привести против этого, вроде места из предполагаемой речи Петра (Деяния, 10,38), то оно столь явно относится к позднейшей переработке и, кроме того, столь нелепо, что на нем не стоит и останавливаться.

Древнейшая христианская литература знает Иисуса-бога, богочеловека, небесного первосвященника и спасителя, метафизическое существо — духа, которое сошло с неба на землю, приняло на себя человеческий образ, умерло и воскресло, но настоящего (человека Иисуса, любвеобильного проповедника прекрасных нравственных наставлений, «единственную в своем роде» личность протестантского либерализма, она вообще не знает, а потому не имеет значения также и возражение, что существование таковой личности в те времена никем не подвергалось сомнению. Все те, кто придают значение отсутствию такого сомнения, предполагают прямо, без околичностей, правильность либерально-теологического взгляда на возникновение христианства. Однако, если все это предположение ложно, если историзация образа Иисуса является только продуктом сравнительно более позднего (времени (первой половины II века), то отсутствие более раннего сомнения противников в историческом существовании Иисуса само собою понятно. Во всяком случае методологически неправильно, «lucus a non lucendo», из того обстоятельства, Что, якобы, никто не высказал сомнения в существовании Иисуса, выводит факт этого существования.

Раз светская литература дает категорический отказ свидетельствовать в пользу исторического Иисуса, то остается в качестве поруки за него привлечь все то, что, якобы, сохранилось и дошло до нас от его времени и окружающей его обстановки. Ведь, все же в городе Трире до сих пор еще находится священный хитон Иисуса, из-за которого, говорят, римские солдаты у подножия креста метали жребий. В Латеране, в Риме, еще существует лестница, по которой, говорят, Иисус всходил к дворцу Пилата. Бесчисленные куски креста также все еще свидетельствуют о трагедии на Голгофе, а затем неисчислимое количество святых гвоздей, губка с уксусом, платок Вероники, пелены, в которых спасителя положили в гроб, пеленки младенца Иисуса и, last not least, его священные препуции (крайняя плоть). Поистине, «исторических документов» более, чем достаточно, — но крайней мере, для тех, кто желает верить! Нужно только искать такие «документы» не в литературе, а в церквах, часовнях и прочих «священных местах», где они свою «подлинность» доказывают «благодатью», каковая проистекает от них в кассы церквей. Но с обыкновенными свидетельствами светской литературы пусть к нам не подходят, — как говорит Вейнель, — это значило бы подтасовывать факты. То безобразие, которое проделывали теологи с этими свидетельствами, заслуживает, наконец, самого беспощадного обуздания раз и навсегда. Со своей стороны, во всякой попытке подкрепить существование исторического Иисуса с помощью так наз. светских свидетельств мы видим только проявление интеллектуальной недобросовестности или же жалкой поверхностности.

Свидетельство Павла.

Чем менее светские свидетельства говорят в пользу историчности Иисуса, тем более, конечно, возрастает у защитников ее интерес к тому свидетельству, коим реальное существование Иисуса устанавливается самым недвусмысленным образом. Таковое недвусмысленное свидетельство, согласно общепринятому мнению, находится в так наз. посланиях апостола