«Многие, слишком многие» не любили рейхсминистра и когда он был в зените славы. В министерстве, которое и при нацистах во многом сохраняло чопорно-аристократический характер, его считали плебеем и выскочкой, не забывая, что он «торговец шампанским», имевший не слишком много прав на аристократическую приставку «фон» (в 33 года усыновлен бездетной теткой). Деятельность «бюро Риббентропа» вызывала постоянное раздражение кадровых дипломатов, не понимавших, зачем надо дублировать их работу, и недовольных тем влиянием, которые имели на фюрера «конкуренты». «Старые партийные товарищи», ветераны кулачных боев с коммунистами в двадцатые годы, видели в Риббентропе «буржуя» и «примазавшегося»: он вступил в партию только после первой встречи с Гитлером в августе 1932 г. К тому же «специалистов» по внешней политике среди нацистских бонз хватало и без него: на особую роль в дипломатии претендовали «светский лев» Геринг, «пиарщик» Геббельс, глава внешнеполитического отдела НСДАП Розенберг, шеф зарубежных организаций партии гауляйтер Боле и даже глава Трудового фронта («упорядоченных» профсоюзов рейха) Лей.

Со страниц послевоенных воспоминаний германских и иностранных дипломатов, даже самых объективных, Риббентроп предстает человеком неумным, малообразованным, самодовольным, напыщенным, порой грубым и совсем уж не разбирающимся в политике. На него возлагается вся ответственность за подчинение МИД нацистскому диктату и, разумеется, за все ошибки дипломатии рейха. Совсем как у генералов и фельдмаршалов вермахта: все победы благодаря нашим талантам, все ошибки из-за «идиота Гитлера».

Трудно не верить трогательному единодушию осведомленных мемуаристов. Кому как не им знать правду?! Однако чем больше читаешь их книги, тем больше вопросов остается: а где же вы сами были? Почему не возражали? Почему не пытались переубедить шефа, который имел склонность поддаваться чужому влиянию? Почему продолжали служить и не только не отказывались от карьеры и причитающихся благ, но еще и интриговали ради новых постов и наград? Понятно, что вопросы эти риторические. Дипломаты предпочитали брюзжать в имениях и аристократических клубах, плести заговоры вместе с недовольными из армейских кругов, а иные вступали в тайные контакты с иностранными разведками, что, заметим, является государственной изменой. В одном можно безусловно согласиться и с Риббентропом, и с его обличителями — подбирать себе надежных сотрудников рейхсминистр так и не научился.

Возможно, в общении Риббентроп был не слишком приятным человеком, любившим театральные эффекты, почет и лесть. Кто из сильных мира сего этого не любит?! Впрочем, нас интересует другое — внешнеполитические концепции и действия Риббентропа, о которых у потомков тоже сложилось превратное представление. Дипломатические историки советской эпохи, как и большинство их зарубежных коллег, категорически отрицали наличие у него самостоятельных идей и утверждали, что Риббентроп был всего лишь «подголоском» фюрера, ссылаясь на его официальные выступления. Ну а что еще можно ожидать от государственного чиновника в условиях тоталитарного режима?! То же самое говорили за границей о Молотове, иронически называя его «his masters voice», «голос его хозяина», как в слогане граммофонной компании «Victor». Антони Идена так никто не называет, хотя степень его преданности Черчиллю и самостоятельности его идей и поступков вызывает в памяти эмблему той же компании — собачку, заглядывающую в трубу граммофона.

Лишь немногие воспринимают Риббентропа как самостоятельно мыслящего и — до известных пределов — действующего дипломата и политика, тем более как геополитика. Только в 1980—1990-е годы работы В. Михалки, М. Миякэ и Г. Городецкого показали, что пропагандировавшаяся им идея союза с Японией и СССР для создания евразийского «континентального блока» не только была вполне оригинальной (предшественники у рейхсминистра, конечно, были), но и открыто противоречила антирусской и, до известной степени, пробританской, атлантистской ориентации Гитлера. Признавая изначальную слабость позиции Риббентропа — даже с учетом ее поддержки в военных и финансовых кругах Германии — в противостоянии с фюрером, о котором «сверхдипломат» вспоминал накануне казни, эти исследователи рассматривают его концепции, как полноценную «евразийскую» альтернативу курсу Гитлера. Автор этих строк вполне присоединяется к ним. Любопытно, что интересные работы Михалки и следующего за его трактовкой Миякэ, в которых высказаны еретические для современной «политкорректности» суждения, до сих пор не переведены на ставший международным английский язык, в то время как бульварные сочинения, изображающие Риббентропа карикатурной, зловещекомической фигурой, активно тиражируются, в том числе и в нашей стране.

Главная причина устойчивой нелюбви атлантистов к Риббентропу — его геополитическая ориентация. В послевоенном мире некому было сказать о нем доброе слово. Для неонацистов он интереса не представлял, не будучи партийным боссом или хотя бы «партайгеноссе» со стажем. Для атлантистов он всегда был откровенным врагом. Для Советского Союза, отношения с которым он искренне стремился улучшить, — всего лишь одним из «нацистских преступников». Предвидя упреки в «попытках реабилитации военных преступников», я тем не менее решил взглянуть на идеи и действия рейхсминистра иностранных дел не так, как это принято в большинстве книг.

Первым крупным дипломатическим успехом Риббентропа, еще не занимавшего никаких высоких постов, было заключение англо-германского морского соглашения 18 июня 1935 г. Годом раньше Гитлер назначил его уполномоченным по вопросам разоружения, т. е. по наболевшей проблеме, о которую уже споткнулись не только дилетанты Геббельс и Розенберг, но и «тертые» профессионалы — министр иностранных дел фон Нейрат и будущий посол в СССР Надольный. Вовлечение во внешнеполитическую активность людей, не служивших в МИД, было характерной чертой Гитлера, объяснимой его недоверием к карьерным дипломатам, которых он считал реакционерами и снобами, если не потенциальными изменниками. Нельзя сказать, что он был полностью неправ, так как многие секретные документы оперативно попадали в Лондон, Вашингтон и Москву от «доброхотов», даже без дешифровки кодов разведками этих стран. Кроме того, фюреру нужен был «свой» человек, более-менее сведущий в мировой политике и умеющий быть comme il faut в международном светском обществе, для чего Геббельс, Розенберг и тем более Лей явно не подходили.

Риббентроп был одним из главных действующих лиц в переговорах января 1933 г. между руководством НСДАП во главе с Гитлером, с одной стороны, и группой консервативных политиков, включая бывшего канцлера фон Папена, с другой. Вместе с Папеном будущий министр служил в 12-м гусарском полку в Первую мировую войну, во время которой был несколько раз ранен и получил Железный крест первой и второй степени. Целью переговоров была замена кабинета «политического генерала» Шлейхера коалиционным кабинетом во главе с Гитлером. Несколько ключевых встреч состоялось непосредственно в особняке Риббентропа в Далеме, аристократическом районе Берлина. И после назначения канцлером Гитлер не раз бывал в этом доме, слушая рассказы словоохотливого хозяина о заграничных путешествиях. Вынужденный пока считаться с партнерами по коалиции и не имея возможности разом перестроить государственный аппарат и заполнить его своими людьми, фюрер, уверовавший в познания и способности Риббентропа, сделал его личным советником по вопросам внешней политики, оставив до поры министром иностранных дел Нейрата, который достался ему от кабинетов Папена и Шлейхера. В апреле 1933 г. Риббентроп — не только «торговец шампанским», но и автор серьезных статей по вопросам экономики в популярной «Фоссише цайтунг» — создал небольшой, но влиятельный аналитический центр. Он назывался просто «бюро Риббентропа» (Riebbentrop Dienstelle) и занимал особняк неподалеку от здания МИД, что особенно раздражало дипломатов.