После англо-германского морского соглашения главным политическим успехом «бюро» и личным триумфом его честолюбивого начальника стало заключение Антикоминтерновского пакта. Пакт, точнее Соглашение против Коммунистического Интернационала, был парафирован в Берлине 23 октября 1936 г. и официально подписан там же месяц спустя, 25 ноября, вступив в силу с этого момента. Несколько слов о его истории, вокруг которой нагромождено столько неправды. Именно здесь выходят на сцену многие действующие лица нашего исследования.

И советская пропаганда, и леволиберальные круги Европы и Америки немедленно охарактеризовали соглашение как «адский военный план, состряпанный гитлеровским фашизмом и японской военщиной» (1). С некоторым смягчением выражений такая оценка жива до сих пор, войдя в большинство энциклопедий, учебных и справочных изданий. Однако в свете известных ныне фактов эта, с позволения сказать, «версия» не выдерживает никакой критики.

Японские дипломаты в Берлине и Токио внимательно следили за действиями Гитлера, но явно недооценивали политический потенциал НСДАП и переоценивали влияние рейхсвера — возможно, исходя из характерных для метрополии представлений, что в политике армия «по определению» играет большую роль, нежели партии (2). Считается, что подготовка к сближению Германии и Японии началась еще в 1933 г., но с обеих сторон велась неактивно и неофициально. Однако советское руководство, усмотрев в этом новую попытку «окружения», начало демонстративно бить тревогу и подавать рутинный обмен дипломатическими любезностями как прелюдию союза — со ссылками на британские и французские газеты. Преувеличивать значение первых попыток японско-германского сближения не следует. Хотя, конечно, велико искушение отыскать зловещий grand design уже в эти годы, исходя из последующего развития событий (3). Реальные условия для достижения взаимопонимания между двумя странами, которым грозило превратиться в изгоев мировой политики, возникли только в 1934 г.

5 марта 1934 г. сорокасемилетний полковник артиллерии Осима Хироси, сын бывшего военного министра и германофил во втором поколении, был назначен военным атташе в Германию, имея хороший опыт полевой, штабной и военно-дипломатической службы. Он отлично владел немецким языком, любил Германию, восхищался ее армией и видел в нацистском опыте подходящую для Японии модель социальных и политических преобразований. Долгие годы его преследовал кошмар русско-германского сотрудничества против Японии, подобно секретному соглашению, заключенному Вильгельмом II и Николаем II в Бьерке 24 июля 1905 г. Одной из главных целей своей работы Осима считал предотвращение «нового Бьерке», возможность которого он допускал даже с учетом взаимной враждебности двух стран в середине 1930-х годов[20].

Круг его обязанностей был не так уж широк, учитывая ограниченные масштабы военного сотрудничества двух стран. Основная работа шла по линии сбора разведывательной информации, прежде всего об СССР, поэтому Осима вскоре свел знакомство с Герингом, Кейтелем, Канарисом и Гиммлером. Японские военные атташе могли и должны были вести переговоры по военным вопросам независимо от послов, но при этом сами же и решали, какие вопросы относятся к их компетенции, а какие нет. Именно это определило характер подготовительного этапа переговоров об Антикоминтерновском пакте. Поначалу Осима не ставил в известность о них посла Мусякодзи Кинтомо, а докладывал прямо в военное министерство и Генеральный штаб. По мере того, как военные круги проникались идеей сближения двух стран, они вступали в контакт с МИД, которое давало инструкции послу. Кроме того, по воспоминаниям бывшего корреспондента «Асахи симбун» Хамада Цунэдзиро, посол не имел личных связей ни с кем из нацистских лидеров и не пользовался авторитетом в Берлине. Когда в конце 1935 г. Мусякодзи уехал в Токио, покинув Берлин почти на полгода, активность военного атташе только возросла (4).

«Бюро Риббентропа», ставшее главным партнером Осима, тоже вело переговоры без согласования или контактов с Вильгельмштрассе. Со стороны Японии инициатором сближения выступали военные круги, со стороны Германии — партийные, поэтому в дипломатических архивах почти нет документов о подготовке пакта.

Точной даты знакомства Осима и Риббентропа мы не знаем. Достоверно известно, что весной 1935 г. переговоры уже велись. Риббентроп приписывал инициативу сближения с Японией Гитлеру: «Еще несколькими годами ранее (1936 год. — В.М.) Адольф Гитлер говорил со мной о том, нельзя ли в какой-либо форме завязать с Японией более тесные отношения. Я отвечал ему, что у меня самого есть кое-какие связи с японцами и что я установлю с ними необходимый контакт». Изучая в конце 1950-х годов историю Антикоминтерновского пакта, историк Т. Охата основывался не только на документах, но и на личных свидетельствах участников событий. Он убедительно показал, что инициатива исходила от Осима. В этом бывший военный атташе признавался на старости лет, опровергая свои показания на Токийском процессе, где «валил» все на покойного Риббентропа. В 1966 г. Осима откровенно говорил историку X. Бервальду: «Да, можно сказать, что Риббентроп и я были очень близкими друзьями. Мы часто встречались по вечерам, славно проводя время за вином и ликерами. Пожалуй, тот первый Антикоминтерновский пакт никогда не был бы заключен, если бы между Риббентропом и мной не существовала близкая дружба» (5).

Переговоры протекали полуконспиративно. Осенью 1935 г. Риббентроп представил Осима Гитлеру. С этого времени они встречались неоднократно и достигли взаимопонимания и взаимного доверия. Осима надеялся на заключение военного союза против СССР, но не мог рассчитывать на такой результат, не имея необходимых полномочий и не будучи уверен в том, что его поддержит консервативная элита Токио. Риббентроп, не считавший СССР единственным противником, хотел сделать будущий пакт идеологическим и потому открытым для других стран, видя в его расширении залог продвижения к вожделенному креслу министра иностранных дел.

Слухи о переговорах и даже об их успешном завершении опережали события. Дневник антинацистски настроенного американского посла в Берлине Уильяма Додда — источник популярный, но ненадежный ввиду обилия в нем сомнительных сведений и просто дезинформации — сообщает о заключении японско-германского пакта 25 марта, 26 мая, 29 мая, 25 июня, 11 июля 1935 г. и 29 февраля 1936 г. Среди его «информаторов» английский посол Эрик Фиппс и его советский коллега Яков Суриц (6). Не берусь утверждать, была ли дезинформация случайной или намеренной, но и Лондон, и Москва были неплохо информированы о переговорах, используя эти сведения в соответствии с собственными политическими расчетами. В советской разведке эту работу осуществляли Рихард Зорге, получавший информацию от германского военного атташе в Токио Ой-гена Отта, и резидент НКВД в Нидерландах, позднее шеф европейской резидентуры НКВД, Вальтер Кривицкий.

Заявления и «утечки информации» на эту тему нервировали японское правительство. Бывший министр иностранных дел Хирота Коки, неожиданно для самого себя возглавивший кабинет после февральского военного мятежа 1936 г., считал главными задачами обеспечение экспансии на континенте и благожелательного нейтралитета Великобритании, США и СССР. Перспективу готовящегося альянса он воспринял без энтузиазма, не видя реальных выгод, но зато представляя себе дальнейшее осложнение отношений с атлантистскими державами и с Москвой. Министр иностранных дел Арита стремился не портить отношения с военными кругами и отнесся к идее сближения положительно, но выступил против военного союза с конкретными взаимными обязательствами. Он предпочел бы заключить половинчатое соглашение, подписанное не густой, а «разведенной тушью»: такая подпись тоже имеет силу, но ее при необходимости можно стереть. Оба руководствовались не столько симпатией к Германии, сколько страхом перед СССР и усугублением международной изоляции и не хотели связывать Японию обязательствами военного характера (7).