– Ой, не закончится это добром! – запричитала она. – Но чего не сделаешь ради сына! Я внуков хочу! – провыла она с надрывом, и я зажмурился, потому что мама как никогда была близка к осуществлению своей радужной мечты. Но радовать её я не спешил. Она ж житья не даст, если узнает.

Ночью мне снилась Юлька. Красивая и смелая. А утром я и сам не понял, как оказался возле её дома. Ждал, когда она выйдет из подъезда.

– Садись, подвезу, – сказал коротко, распахивая дверцу машины.

– Будешь моим персональным извозчиком? – не удержалась от колкости она.

– Буду, – заверил я её, и мы поехали.

А пока добирались, я ломал голову, как выдернуть свою невесту из рассадника зла, где обосновался ещё один претендент на её руку и сердце. План так на меня и не снизошёл, но я готов был всё же решить как-то этот животрепещущий вопрос.

– Вечером заберу, – поцеловал я Юлькину ручку и полюбовался, как она жарко вспыхнула. Невероятная чувствительность! Мне нравилось.

Пашка обрывал телефон, но я решил пока что беседы не вести. В то, что он взял и сдался, я не верил. Ещё один любитель обрабатывать мозги. Слишком много их стало на один квадратный метр. Пусть остынет.

В обед меня поймали братья-апостолы.

– Умоляю! – взвыл Андрюха. – Сделай что-нибудь! Он нас буквально изнасиловал за пропавшее платье!

– И поэтому вы меня сдали, – не собирался я никого жалеть.

– Иногда обстоятельства сильнее нас, – разводит руками Петя. Он себя виноватым не чувствует, и в этом его преимущество.

– Ты не понимаешь, – спешит поделиться «радостью» младший. – Никто ж не думал, что образец пропадёт. Материал ещё не поставлен на широкое производство, а того огрызка, что остался, хватит разве что на малышку-пятилетку да на носовой платок.

Они меня забавляют. Мне кажется, вся проблема выеденного яйца не стоит. Надо бы спросить у Юли, но у меня, когда я рядом, мысли в другом направлении скачут. Как-то не до пропавшего платья.

– Если ты ничего не сделаешь, – не сдаётся Андрей, – Пашка всех расстреляет. У него сегодня репрессии.

Он картавит, а поэтому глотает слова. Получается забавно и немного смешно.

– А, вот ты где! – слышу я торжествующий вопль и поворачиваюсь. Павел Дмитриевич, мой брат, стоит с выражением боевого гондураса на лице. Когда он такой, все его боятся. А я с интересом думаю, кто это его завёл? Кто-то посмел ему отказать, и он остался без сладкого?

От сердца и почек дарю вам цветочек

Юля

Рабочий день начался интересно. То, что меня заберёт Костров, я не ожидала. Не договаривались, да и вообще.

Страшно сказать: у меня даже его номера телефона нет. Он не озаботился, а я и не вспомнила. Возможно, у него мой есть, но Костров звонить не спешил, а поэтому я продолжала ломать голову над его загадочностью и непредсказуемостью.

И пока он ухаживает на расстоянии, мне даже нравится. Но стоит ему руки протянуть – упали все, уши прижали, глаза закрыли. Потому что такое начинается, что лучше об этом и не думать, и не вспоминать.

Мой собственный кабинет встречает меня сумасшествием – заставлен цветами. От запаха роз голова кружится. Они везде: на полу, на столе, на окне. В корзинах, небрежно на поверхностях расположились, охапкой свисают с подоконника, грозясь грохнуться и превратить мою жизнь в хаос.

И приятно, и раздражает: мне работать надо, а я к рабочему месту пробраться не могу. К тому же, воздух тяжёлый – так и угореть можно.

– Ненормальный, – бормочу под нос и вызываю группу поддержки.

Девочки у нас хорошие, расторопные.

– Ах, какая красота! – хлопает в ладоши Наташа.

Марь Васильевна не столь романтична и смотрит на розы с подозрением, скорбно даже.

– Это ж какие деньжищи потрачены, – ворчит она и качает головой. – Лучше куда с пользой пристроили, а то на веники эти – тьфу!

Она у нас такая. Строгая, но справедливая.

Когда кабинет наконец-то приобретает нормальный вид, я наконец-то падаю в кресло. Ну, Костров, ну, погоди! Уморить меня решил? Не получится!

Я успеваю придумать пару-тройку наказаний для любителя роз, а затем погрузиться в работу. Ближе к обеду телефон взрывается энергичной мелодией. Розка. Вспомнила обо мне.

– Ты где пропала? Почему не позвонила? – возмущается она со всем пылом своей страстной натуры.

– Поздно домой вернулась, ты, наверное, уже спала, – оправдываюсь и подлизываюсь. На самом деле, не хотелось трепаться. День слишком насыщенный получился.

– Ну да, – хихикнула Розка, и я перевела дух. Я боялась, что она обидится, – я сейчас похожа на сурка: сплю и сплю, никак выспаться не могу. Точно говорю: у меня там наследник. Когда девочками беременная была, в сон так отчаянно не клонило. Но мы отвлеклись. Итак?

И мне вкратце пришлось рассказать события вчерашнего дня. И о кабинете, заваленном цветами, тоже.

– И всё вроде неплохо, – вздыхает Роза, – но странно. А ещё мне не нравится появление твоего бывшего. Ну, с одной стороны, конкуренция лишь подогревает нашего кандидата в хорошие мужья. С другой стороны, как бы ты назад не вляпалась, Юль.

– Не переживай, – успокоила я её. – Он только как услышал, что я беременна, так и быстро исчез с горизонта.

– Ну-у-у… – тянет подруга глубокомысленно, – он-то да, а вот ты-то… А то вдруг вспыхнут чувства, опять начнутся страдания… Всё же любовь была.

– Была – правильное определение, – обрываю я её глубокомысленные размышления. – То, что мертво, уже не воскресить. У меня давно своя жизнь, и Лёше в ней делать нечего.

Пока я произношу эти слова, дверь без стука открывается, и в проёме показывается Лёхина фигура. Лёгок на помине. Вспомни козла – прибежал мемекать.

– Я тебе перезвоню, – бросаю я Розке и отключаюсь. Смотрю на пришествие принца голубой крови.

Он разглядывает меня беззастенчиво и заодно взглядом по кабинету шарит, принюхивается.

– А зачем ты цветы по всему этажу расставила? Тебе не понравилось? – спрашивает он и напряжённо тянет улыбочку.

Та-а-ак! Кажется, кое-кто промахнулся. Хороша бы я была, если б Кострову устроила взбучку. А это и не он – бэмс. Это, оказывается, Ильин постарался.

Интересно, что это на него нашло? Впрочем, он иногда любил красивые жесты делать. Если Вадя всегда мелочился, то Лёша нередко перебарщивал. В его понимании «много» – это круто и показывает широту его души.

– А, так это твои художества? – спрашиваю, недобро сверкая глазами.

– Ну не женишка ж твоего, – фыркает он самодовольно. – Видел я тот куцый хвост, что он тебе вчера подсунул.