Чисто внешне дело обстоит так: Лестат лежит на полу часовниили в своей огромной кровати в городском доме; глаза его открыты, хотя, похоже,ничего не видят. Время от времени он переодевается, предпочитая старомодныекамзолы из красного бархата, отделанные кружевом рубашки из плотного льна,узкие панталоны и простые черные сапоги.

В его заботе об одежде остальные вампиры видят добрый знак.Я же полагаю, что Лестат таким образом старается отвлечь наше внимание,поскольку жаждет лишь одного: чтобы мы оставили его в покое.

Увы, в своем повествовании мне больше нечего сказать поэтому поводу. По крайней мере, мне так кажется. Я не в силах защитить Лестатаот того, что происходит, да и никому до сих пор не удавалось защитить его илиостановить, какая бы беда ему ни грозила.

Теперь позвольте мне вернуться к основным событиям.

Мы с Луи все дальше и дальше забирались в жуткие городскиетрущобы, где большинство домов давно стояли заброшенными, а в тех нескольких,где еще заметны были следы обитания, на окнах и дверях стояли крепкие железныерешетки.

Как и в любом районе Нового Орлеана, пройдя несколькокварталов, мы оказались на торговой улице. И там тоже наткнулись на множествонеработающих, забитых досками лавок. Признаки жизни подавал только такназываемый «клуб удовольствий», посетители которого проводили пьяную ночь заигрой в карты и кости.

Однако мы шли все дальше. Я послушно следовал за Луи, таккак это была его охота. Вскоре перед нами возник маленький домишко,пристроившийся между двумя старыми магазинами, – полуразвалившийся,одноэтажный, парадное крыльцо его утопало в высоких сорняках.

Я тут же почувствовал, что внутри дома находятся смертные,совершенно разные по своим пристрастиям и наклонностям.

Первой, чьи мысли я уловил, была пожилая женщина, сидевшаявозле дешевой маленькой плетеной люльки, где лежал младенец. Женщина непереставая молилась, чтобы Бог избавил ее от тяжкого бремени, подразумевая подним двух погрязших в пьянстве и наркотиках молодых людей, пребывавших в переднейполовине дома.

Луи, двигаясь тихо и проворно, повел меня на задворки этойпокосившейся хижины и, не издав ни звука, заглянул в оконце над гудящимкондиционером. Отчаявшаяся женщина вытирала личико младенцу, хотя тот и недумал плакать.

Снова и снова я выслушивал бормотание несчастной, котораявслух жаловалась, что те двое разрушили ее жизнь, что несчастный младенецнепременно умрет с голоду или от недосмотра, если молодая мать, беспутнаяпьяница, будет вынуждена заботиться о нем сама. Женщина не знала, какпоступить, как справиться с обрушившейся на нее бедой.

Луи, подошедший к окну, походил на ангела смерти.

Заглянув через его плечо, я увидел, что женщина не толькоприглядывает за младенцем, но и гладит белье, разложив его на низкой доске, чтопозволяло ей работать сидя и время от времени протягивать руку, чтобы покачатьлюльку с малышом.

Запах свежевыглаженной ткани казался даже приятным, хотяслегка отдавал подпаленным хлопком.

Потом я разглядел, что белья и одежды, предназначенных дляглажения, в комнате очень много, и догадался, что женщина таким образомзарабатывает на пропитание.

– Помоги мне, Боже, – монотонно шептала она, потряхиваяголовой, – забрал бы ты у меня эту девчонку вместе с ее друзьями. Помогимне, Боже, забери меня из этой Долины[Имеется в виду долина реки Миссисипи,которую часто называют просто the Valley.], ведь я слишком здесь задержалась.

Сама комната была уютной, удобно и с любовью обставленной,повсюду ощущалось присутствие хорошей хозяйки: кружевные салфеточки на спинкахкресел, сияющий чистый пол, похоже совсем недавно натертый.

Сама женщина была грузной, с пучком волос, закрученным назатылке.

Луи прошел дальше, чтобы рассмотреть остальные комнаты, нохозяйка этого даже не заметила, продолжая свою монотонную молитву.

Кухня тоже сияла чистотой: блестящий пол, вымытые тарелки,аккуратно расставленные на сушилке возле раковины.

Совсем иначе выглядела передняя половина дома. Здесь вполном запустении влачила свое существование молодежь. Одно существорастянулось в спальне, на грязном матрасе без простыней, а второе, до обмороканакачавшееся наркотиками, лежало в гостиной.

Оба этих жалких создания оказались женского пола, хотя спервого взгляда определить это было трудно: кое-как остриженные волосы, чахлыетела и бесформенная джинсовая одежда делали их словно бы бесполыми. А горыповсюду разбросанных вещей не давали даже намека на принадлежность их хозяев ктой или другой половине человечества.

Мне это зрелище показалось невыносимым.

Разумеется, Мариус перед отъездом из Нового Орлеана недвусмысленнопредупреждал нас, что если мы не будем охотиться исключительно на негодяев, тоочень скоро сойдем с ума. Насыщаться кровью невинных – высшее наслаждение, нооно неизбежно влечет за собой любовь к человеческой жизни и, как следствие,скорую гибель вампира.

Не могу утверждать, что я согласен в этом с Мариусом,поскольку многие вампиры, питающиеся кровью невинных, чувствуют себя прекрасно.Однако приверженность к охоте на злодеев помогает мне сохранить душевный покой.А то, что приходится так близко соприкасаться со злом, вытерпеть легче.

Луи прошел в дом через боковую дверь. В домах такого типа,где нет коридоров и комнаты следуют одна за другой, составляя своего родаанфиладу, боковые двери не редкость.

Я остался в заросшем сорняками саду и, чтобы успокоитьнервы, время от времени поглядывал на звезды. Неожиданно из маленькой ванной,еще одного чуда порядка и чистоты, потянуло рвотой и фекалиями, недавнооставленными на полу.

Да, похоже, спасти этих двух молодых женщин от самих себямогло лишь чье-то немедленное вмешательство, но Луи пришел не для этого.Охваченный такой жаждой, что даже я ее почувствовал, он сначала прошел вспальню и, присев на полосатый матрас рядом с лежащим на нем подобием человека,мгновенно впился зубами в шею захихикавшей женщины, чтобы сделать несколькосмертоносных глотков.

А старуха в задней комнате все продолжала молиться.

Я думал, что Луи сразу уйдет, но ничего подобного.

Как только костлявое тело женщины повалилось обратно наматрас, рухнув на бок, Луи поднялся и постоял секунду, освещенный несколькимилампами, зажженными по разным углам.

Он выглядел великолепно: свет играл бликами в черныхкудрявых волосах и вспыхивал в темно-зеленых глазах, свежая кровь придала лицувампира естественный оттенок. В темно-желтом бархатном пиджаке с золотымипуговицами он казался прекрасным видением среди грязи и запустения.

У меня перехватило дыхание, когда я увидел, как он медленнопрошел в другую комнату.