Он говорил, стонал на древнем языке, умершем вместе с рождением Великой Империи, но который я знала. Шипящие гемми, на котором я обратилась к нему вначале, он принял, наверное, за дуновение ветра.

Я отошла в сторону, но он не обратил внимания, смотрел на то место, где я была до этого.

Мужчина был слеп. Или выплакал все свои глаза.

– Вы кто, гемма? – Снова попробовала я обратиться уже на древнем, но всё зря. Он не слушал меня и продолжал ныть.

– Я признаюсь, да. Я виноват перед Вами. Если бы знал… Если бы. Простите грехи мои! Простите наши грехи!

Я осторожно коснулась его руки, такой безжизненно-хрупкой. Пальцами ощутила его усталость, древнюю и надломленную.

Жизнь еле теплилась в нём.

– Я сделал Вас такой, и этот аборт… Я убил Вашего сына, простите! Если бы я знал, я никогда не стал этого делать! Я вернул бы вас к супругу, даже ценой своей жизни! Чтобы вы были счастливы… – захлебываясь, ныл он. – И эти люди… простите, что осквернили Вас своей жестокостью и похотью!

Я в ужасе смотрела на них, еле тлеющих, измождённых золотоглазых людей. Так непохожих на сильных и уверенных гемм.

– Кто вы? Вы мне ничего не сделали! Ничего! – Последнее слово я еле прохрипела, пятясь назад.

– Вы здесь. – Прошипел за спиной Стефан.

Стефан!

Со слезами я обернулась к нему и обняла грязными руками, улыбаясь.

– Я упала сюда.

– Я знаю. Мы нашли вас по запаху ауры… Могли бы остаться на месте, дождаться нас! Ведь только мне и Рионн разрешено быть в этих покоях, поэтому я здесь.

– Стефан, кто они? – не слушая его, бормочу. В голосе бьются слезы, я смотрю на людей за решеткой и непонимающе мотаю головой. Я напугана.

Стефан еле сдерживает себя, чтобы не рассказать, но не может:

– Ты знаешь о них… Они – призраки. Те, кого Святейшая обрекла на вечные муки. Они почувствовали твой человеческий запах, поэтому заговорили…

– Это они…

– Люди, убившие в нашей Праматери человека. Убившие её суть, напоившие её ядом, осквернившие её душу.

– Но вы заботитесь о них…

– Это завет. Они и без этого наказаны. Пойдёмте, вам запрещено здесь быть. – улыбнулся Стефан, снова перейдя на более вежливую форму геммове. – И кстати, передайте мне ключ. А то, боюсь, вас растерзают.

Сияющее солнце ослепило меня. Я вылезла из кротовьей норы, рядом с которой стояли мои напуганные пираты. Я молча улыбнулась, потирая изрезанные руки.

Следом поднялся Стефан с ключом в зубах.

– Йо-хо! – закричали пираты и открыли в нетерпении сундук, не обращая на меня внимание.

Вся полянка пестрела островками гемм. Мы развалились в усталом восхищении с перемазанными мордочками. Или может, просто объелись сладкого? Даже Серафим оголил животик и теперь лежал, поглаживая его.

– Давно я так не веселился. Хорошее завершение.

– Да, если бы там действительно было золото, я бы разочаровалась. – мурлычет рядом с ним одна из пираток– гемм.

– А конфеты-то вот кто все утащил утащил все… Я их так долго вываривал, подбирая рецепт, а она… Ну да ладно, – проворчал Стефан, пытаясь одновременно понять, как выбирает фразы Птица-Говорун из голограммы Серафима.

Все лежали и довольно болтали.

Мне вылечили царапины ещё во время пиршества, и теперь я довольно валялась на траве, забыв о боли. Но двухдневная гонка вымотала меня. Да и это путешествие в туннеле.

Поэтому я просто тихо повернулась на живот и заплакала, чтобы никто не видел.

Молча, стараясь не обращать на себя внимание, я оплакивала мир призраков в толще земли подо мной. Я провела рукой по траве, представляя, что внизу, под ладонями – Их руки и сгорбленные спины.

Я знала, что они существуют. Но знать – не значить видеть.

Мне впервые стало жаль их.

Искренне жаль.

Ближе к вечеру вернулись дети. Одни, без льринни Рионн. Младшие были веселы и наперебой рассказывали, как им было интересно и что они видели по дороге. И только в глазах Кайна я заметила странную боль.

Оттого, что ты ничего не можешь сделать. Ничем не можешь помочь.

И я понимала, отчего это. Рионн могла остаться в доме старейшин по одной простой и в тоже время тяжелейшей по нагрузке причине.

И имя ей «Великая Империя»…

По коже пробежали мурашки, захотелось выть, зная, что может произойти в скором времени… Страх, липкий и прозрачный, закрался в душу.

Нет, не страх смерти… Я не боялась умереть, даже когда-то об этом мечтала. Я была спокойна в этом отношении. Теперь всё иначе – я боялась за ту красоту и чистоту мира Шим’Таа, которая могла пасть жертвой человеческой ненависти.

А я… если разобраться во мне, то получится, что я ненавижу собственный род.

Не-на-ви-жу.

Всех, кого я когда-то любила, в ком нуждалась, забрала эта махина, Империя. Подмяла под себя, бездушно и безжалостно. Уничтожила, оставив взамен лишь пурпурные крылья ненависти.

Кайн подошёл ко мне, такой бледный и отчаявшийся, словно что-то хотел спросить, но промолчал. Еле удержалась на месте, чтобы не обнять его, успокоить. Но он жестом показал, что ничего не надо. Без паники, сударыня. На корабле дети. Все вопросы позже.

– А мне… мне старейшина сказку рассказал! – похвасталась Ума, полностью забирая моё внимание. Какая же ты смешная и милая, девочка– гемма. За последнее время даже несколько подросла, вытянулась. Постепенно пропадала младенческая припухлость, проявлялось что-то хищное, грациозное.

Геммы взрослеют внешне очень быстро.

Я хотела что-то ответить, но Андрей сбил все мои планы. Отчётливо, чисто он произнёс:

– Ума – хвастушка. Всем уже разболтала! У меня уже ушки болят…

И я замерла с открытым ртом. Не могла поверить, что это не галлюцинация. Не привыкла, чтобы годовалые дети так свободно говорили, тем более на гемми, кружа среди шипящих и полуоттенков.

– Ему уже прописали в крови всю основную речь.‒ Пояснила с улыбкой Ангуин, придерживая малыша.‒ И рефлексы заменили, навыки. Он теперь всё понимает. Правда, малыш?

Андрей кивнул и продолжил:

– Тётя няня меня кормит, я знаю – вы волнуетесь. Вы меня тоже вылечите?

Это было чересчур. Я еле выговорила сама:

– Извините меня, мне нужно удалиться. Я встречусь с вами через час.

Поклон. Поворот.

Осторожно, чтобы не упасть от шока, я направилась к себе.

Рот полуоткрыт, на лице маска сведенных мышц. Ещё чуть-чуть и заплачу, обиженная суровым миром.