— Надеюсь, больше вы ничего от меня не скрываете?

— Больше ничего.

— В таком случае мы едем к вам в офис. Я думаю, что сейчаскак раз время.

Ратушинский взглянул на него, но не тронулся с места.

— Что еще произошло? — спросил Дронго, глядя на хозяинадома.

— Я решил отстранить Юлию от ее служебных обязанностей, —сообщил Борис Алексеевич, глядя в некую точку перед собой.

— Почему?

— У меня есть подозрения. Сначала документы, потом этоубийство.

— Вы могли рассказать о своих подозрениях следователюпрокуратуры

— Нет, не мог. И вы прекрасно знаете почему. Не хватает ещепосвящать его в мои деда. Я и так опозорен публикациями этих документовЛисичкиным. И еще убийство на мою голову. Нет, я не хочу посвящать следователяв свои дела.

— Тем не менее, Юлию вы отстранили от работы,

— Пока да. Мне нужно все проверить и убедиться самому. Я нестал увольнять ее, а перевел в отдел зарубежных связей. Там как раз не былопсихолога. В зарплате она не потеряет.

— Вы ей сами сказали об этом?

— Нет. Я попросил нашего вице-президента сообщить ей о моемрешении. Думаю, она все поймет правильно и не обидится.

— А если обидится? Ратушинский нахмурился.

— Так будет лучше, — упрямо сказал он.

— Я думал, вы сильнее, — покачал головой Дронго.

— В каком смысле?

— Вы сами не могли объявить ей о своем решении? Боялисьскандала?

— Ничего я не боялся. Просто решил, что будет лучше, если ейоб этом скажет наш вице-президент. Он занимается кадрами. И она раньше работалау него, была его секретаршей…

— И его любовницей, — добавил Дронго. Борис Алексеевичослабил узел галстука, снял очки, протер стекла и, не надевая очков, задумчивопроизнес:

— Значит, она вам все рассказала.

— Не уверен, что все, — возразил Дронго,  но кое-что успела.

— О моих с ней отношениях тоже?

— Я об этом ее не спрашивал,  слукавил Дронго, не желаявыдавать молодую женщину.

— Напрасно, — надел очки Ратушинский.

— Мы были с ней близки. Несколько раз. Надеюсь, она нерассказала вам всех подробностей…

— Вы хотите сообщить мне какие-нибудь детали?

— Нет. За исключением того обстоятельства, что она самаперешла ко мне от нашего вице-президента…

Дронго молчал, позволяя ему высказаться.

— В общем, она всегда знала, чего хочет,  продолжал БорисАлексеевич,  поэтому ушла от вице-президента, узнав о его предполагаемойженитьбе. До этого она явно строила свои планы в расчете на его холостяцкуюквартиру.

— И перешла к вам, зная, что вы женаты?

— Да. И тем не менее, перешла. Однажды я вернулся в офисдовольно поздно, часов в семь, после обеда с венграми. Они привезли своюзнаменитую настойку, и мы несколько перебрали. В общем, как обычно бывает…Посидели, выпили, поговорили. А в офисе у меня остались важные бумаги, которыея должен был подписать. Пришлось вернуться в свой кабинет. А Юлия осталась меняждать. Сейчас я думаю, что специально осталась, хотя могла оставить бумагидежурному. В общем, знаете как это бывает…

Я вошел навеселе, начал шутить. Она подошла ко мне сдокументами, и я почувствовал аромат ее духов. Довольно смутно помню как всеполучилось. Кажется, я шутливо ткнул ее в плечо. В общем, мы неожиданнооказались на полу. Об остальном вы, конечно догадываетесь…

— Неужели вы об этом потом пожалели?

— Что? — он поправил очки и улыбнулся.

— Конечно нет! Наоборот, даже обрадовался. У нее большиепотенциальные возможности. Несколько раз мы встречались. Но я чувствовал, чтоне слишком много для нее значу. Вернее, ей было интересно узнавать новости онаших планах, перспективах, мои суждения о партнерах и сотрудниках фирмы. Естьтакие женщины… Мелочи вроде подарков и разных знаков внимания их не прельщают.Им нужны более весомые доказательства собственной значимости. И собственнойвласти. Ей хотелось быть больше чем секретаршей. Наверное, одним из ее прежнихвоплощений была мадам Помпадур, — пошутил он.  Ей хотелось быть явной«фавориткой короля», а меня такое положение дел не устраивало.

— И поэтому вы расстались?

— Не только. В одну из встреч она потребовала… В общем, ястараюсь предохраняться. В мои годы смешно подцепить какую-нибудь глупуюболезнь. Но ей это явно не нравилось. Она требовала, чтобы я отказался отподобных методов. Вы меня понимаете? А я боялся, что она хочет совсем другого.В общем, я перестал с ней встречаться и думаю, что сделал правильно. Хотяотношения у нас оставались хорошими. До вчерашнего дня.

— Не думаю, что вы поступили правильно, — сказал Дронго.

— Поэтому вы боитесь появляться у себя в офисе?

— Я ничего не боюсь, — вспыхнул Борис Алексеевич.

— Но сегодня она соберет свои вещи и перейдет в другойотдел. В другое здание.

— Вы еще много раз будете с ней видеться, — возразил Дронго.

— Ее будут вызывать как свидетеля в прокуратуру, и,возможно, вам предстоит очная ставка.

 — Придется встречаться, — кивнул Ратушинский.  В концеконцов, я не утверждаю, что то сделала именно она.

— Все понятно. В офис мы с вами не поедем, и хотя я неодобряю ваших кадровых перемещений, тем не менее, пытаюсь понять ваши мотивы.Мне нужно поговорить с Майей Александровной.

— Исключено, — нахмурился Борис Алексеевич.  Она себя оченьплохо чувствует.

— Мне кажется, что вы не хотите, чтобы я проводилрасследование, — сказал Дронго.  Вы все время пытаетесь мне мешать.

— Хочу, — упрямо сказал Ратушинский.

— Если это Юлия, я сотру ее в порошок.

— А если нет?

— Не знаю. Я всю ночь не спал, думал. Уж не знаю, на когогрешить…

— Вы разрешите мне вечером приехать к вам на дачу?

— Только не сегодня. Вечером у нас будут сотрудникипрокуратуры и милиции. Они будут проводить осмотр помещения и беседовать сМайей Александровной.

— Вы только, что сказали, что она не может разговаривать.

— Действительно, не может, — кивнул Ратушинский.

— Но вам я могу отказать, а им нет.