двойного ствола было сухо и даже тепло: будто лесной домик с вогнутыми стенами и двумя высокими, но не широкими проходами. Ветер почти не задувал, ковёр из сухой листвы устилал всё пространство под деревом-гигантом, и под ногами валялись то ли семена, то ли плоды величиной с крупный каштан, только почти чёрного цвета и с маленьким хвостиком.

Я сгребла листья в несколько куч, насобирала хвороста, который был поблизости в избытке под огромной густой кроной этого великана и не промок, потом занялась костром. Огонь вспыхнул с первой попытки. Уже начало смеркаться, и дождь почти прекратился. Мы поужинали оставшейся рыбой, которая оказалась ещё вполне пригодной, конечно, большая часть досталась Мышонку. Даже удалось неплохо просушить мокрую насквозь одежду и обувь. Как же пригодилось сухое одеяло, предварительно упакованное в непромокаемый мешок, и сухая рубаха!

Вскоре мальчик заснул прямо у меня на руках. Я уложила его, закутанного в одеяло, на мягкую подстилку из листьев и пошла за хворостом, пока совсем не стемнело. Колени подгибались, руки подрагивали и все мышцы, особенно не так давно зажившие, вопили от усталости. Такого напряжения, нервного и физического, как на этом болоте, я не испытывала никогда!

Обходя наше пристанище по окружности в поисках сухих веток, я заметила нору. Дыра под деревом была немаленькая. «Та-а-к! Нам только соседей и ночных визитёров не хватало, – раздражённо подумала я. – А может, она пустая и здесь никто не живёт?» В этот лаз я, конечно, не полезла и даже не стала в него заглядывать, просто обошла, но беспокойство не покинуло. «Крупный зверь там вряд ли может жить, а вот кто-то типа барсука или енота вполне, – прикидывала я размеры. – Будем надеяться, что огонь отпугнёт незваных гостей, а вот хвороста придётся набрать побольше».

Угомонилась я только тогда, когда совсем стемнело. Малыш сладко спал в куче листьев, причмокивая во сне. Топлива для костра я собрала много: должно было хватить до утра, а вот спать нельзя, за костром нужно следить, чтобы не погас. Положив рядом кинжал, я натянула вторую рубаху и штаны, благо всё уже почти высохло, и уселась у самого огня. Вот, наконец, можно и расслабиться. Внутри громадного ствола было тихо, тепло и очень уютно.

Под черепной коробкой раздался осторожный стук:

– Кто там? – зная ответ, спросила я.

Молчание… А потом тихо шепчущее:

– Прости…

– Ну, заходи уж… А вот раньше ты никогда не стучался!

Почти физически я ощутила, как открылась какая-то дверь внутри меня и мягкие осторожные шаги в области затылка. Если честно, то стало жутковато! Меня передёрнуло.

– Я сейчас же исчезну, если тебе страшно или неприятно, – мой внутренний голос был мягок и нежен до крайности.

– Нет, не надо. Оставайся… – я замялась. – И ты прости, я накричала на тебя. Не обижайся, хорошо? Я не хотела… Сорвалась просто…

– Хочешь, в библиотеке пообщаемся? – спросил он.

– А как же костёр? Я не могу совсем отключиться, и Мышонок спит, давай так, а?

– Как скажешь.

Повисла долгая пауза. Я заговорила первой:

– Нам нужно выяснить один вопрос, не возражаешь?

– Нет, но мне кажется, что не один и даже не два.

Я набрала больше воздуха и выдохнула то, что так сильно меня беспокоило:

– Я сумасшедшая? Только честно.

– Нет, конечно, – последовал чёткий ответ.

– Тогда как понимать, что я уже столько времени общаюсь сама с собой? Во мне как бы два человека и я никак не могу привыкнуть и принять то, что ты – это я, а я – это ты. Что со мной происходит?

– Успокойся… – его голос превратился во вкрадчивый и нежный шёпот. – С тобой всё в порядке, можешь мне верить, ведь я вижу изнутри.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

Тёплая волна спокойствия, нежности и ласки родилась где-то у макушки и прокатилась по всему телу до самых пяток. Как будто лёгкий ветерок долетел с жарких солнечных берегов; оттуда, где радостно и спокойно, где носятся над волнами чайки и ходят под сверкающими парусами белоснежные яхты.

– Ладно… Раз так, то давай договоримся: ты не будешь без конца твердить, что ты – это я, а я – это ты. Мне легче и проще воспринимать тебя как что-то отдельное, пусть и живущее внутри. Ты ведь хотел быть самостоятельной личностью?

– Хотел… – сказал Мозговой тихо-тихо.

– Значит будь! Живи у меня там внутри, ну где ты там живёшь, пользуйся чем хочешь, если тебе что-то надо, но существуй сам по себе. Так не будет ехать крыша оттого, что постоянно кажется, будто страдаю раздвоением личности, и не понимаю, это твои мысли или всё-таки мои, твоё решение или моё. Так легче, проще и, главное – понятнее для меня. Ты согласен?

– Ты действительно этого хочешь?

Вопрос был задан таким тоном и таким голосом, что на несколько секунд показалось, будто я лежу в постели с совершенно незнакомым мужчиной, который перед интимной близостью наклоняется надо мной и шепчет на ухо: «Ты действительно этого хочешь?» Следом мелькает другая картинка: я добровольно протягиваю руку вампиру, чтобы он утолил свою жажду крови. А тот, глядя зловещими красными глазами, спрашивает: «Ты действительно этого хочешь?»

Я тряхнула головой: «Что за бред? Ведь Мозговой – это я. И я договариваюсь сама с собой, при чём тут незнакомцы и вампиры? Это от переутомления, наверно, ерунда всякая мерещится». И, отбросив эти мысли, твёрдо ответила:

– Да, хочу.

– И разрешаешь использовать то, что мне может быть нужно?

– Разрешаю, – и почему-то добавила: – если мне плохо от этого не будет.

– Не будет, я обещаю… – Мозговой сделал многозначительную паузу и продолжил: – От этого будет только лучше и притом нам обоим.

И почему мне показалось, что его голос дрожит то ли от возбуждения, то ли от радости?

– Вот и договорились! – я облегчённо вздохнула.

– Кари, ты простила меня?

– Да я уже всё забыла, – и, махнув рукой, улыбнулась, – и ты забудь.

– Хорошо, но про сине-зелёное болото не забуду никогда!

– Я тоже.

– Я очень испугался за тебя, Кари… Я ничем не мог помочь… Просто чувствовал твой ужас, твой страх, особенно за этого малыша. Я боялся потерять тебя, а мы ещё и поссорились, ты меня прогнала… Для меня это был кошмар, такого я никогда не испытывал.

– Всё хорошо, мы выбрались, нашли прекрасное место для ночёвки, согрелись, поели. Успокойся, всё в порядке. Стоп, я не поняла, это же ты должен меня успокаивать, а не я тебя?! В чём дело Мозговой?!

В голове раздался смех:

– Э-э-э, нет! Я теперь сам по себе, ты сама по себе. Так