Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Три больших красных автобуса остановились один за другим, из них высыпали разом человек, может, двести – разноцветная и шумная засидевшаяся городская толпа.
– Ой, девочки, прелесть какая! – вырвался из общего гомона восторженный женский голос.
– Юра, лезь сюда! – кричал какой-то мужчина. – Гляди, какие яблоки!
– Вкуснотища!
– Первый раз повезло – всю жизнь на картошку посылали!
– А я думала, у нас такие не растут, надо же!
– Есть, есть еще места заповедные!
Дядя Леша молча и беспомощно смотрел на эту неуправляемую, пугающе свободную массу людей.
– Товарищи! По саду не расходиться и на деревья не влезать! – пришел неожиданно на помощь голос, усиленный ручным мегафоном. Руководитель шефов, в джинсах и штормовке, стоя к дяде Леше спиной, наводил порядок: – Зюкин, кому говорят, слезьте с дерева!
Рядом с руководителем стоял и председатель, который увидел дядю Лешу и призывно помахал рукой.
Председатель тронул руководителя за локоть, заговорил:
– А вот наш садовод… А это руководитель шефского отряда, Виктория Васильевна…
Дядя Леша еще больше растерялся, поняв, что руководитель – женщина.
Она пристально и твердо посмотрела на него, пожала руку.
– Очень приятно! – и, обернувшись, прокричала в мегафон: – Зюкин, слезьте с дерева! Лишим квартальной премии!
– А вы, значит, из института, учите или так просто, делаете чего? – поинтересовался больше из вежливости дядя Леша.
– Делаем чего, – коротко ответила Виктория Васильевна, поглядывая по сторонам.
– И чего ж делаете?
– А вот этого спрашивать не следует, – с укоризной в голосе произнесла Виктория Васильевна и снова заговорила в мегафон: – Внимание, товарищи, внимание! Сейчас перед вами выступит главный садовник колхоза… Как вас? – обратилась она тихо к дяде Леше.
– Глазов Алексей Алексеевич, – помог председатель.
– Алексей Алексеевич Глазов! – объявила руководительница.
– Чего говорить? – растерялся дядя Леша, принимая мегафон.
Шефы ждали.
– Говорите-говорите! – торопила руководительница.
– Товарищи! – заговорил дядя Леша. – Значит, это… Яблоки в нашем саду натуральные, не опрысканные, поэтому кушайте на здоровье!
Шефы закричали «ура», засмеялись и зааплодировали.
– Только на деревья не лазийте, товарищи, по-хорошему прошу! Это ж хуже, чем на человека наступить. У нас лестницы есть, стремянки… Значит… А когда яблоки рвать будете, не отрывайте вместе с плодоножкой. Вот, глядите как. – Он поднял руку к ветке, показал. – Чтоб плодоножка на ветке осталась… Мне мой дед рассказывал, – дядя Леша, забыв, опустил мегафон, но тут же, потеряв голос, поднял его, – мне мой дед рассказывал… когда здесь была уборка при графе Семенове, он сборщикам выдавал лайковые перчатки! Чтоб яблоки не портить…
Шефы снова засмеялись и зааплодировали.
– У нас, правда, перчаток нету, но вы уж постарайтесь! – дядя Леша сунул мегафон председателю и пошел к дому.
Шефы веселились и радовались почти как дети.
В дом постучали.
– Да, – сказал дядя Леша и положил под зажженную настольную лампу свою клетчатую рубаху и новую заплатку к ней.
– Можно? – услышал он за дверью женский голос. Мягкий, спокойный, усталый и терпеливый.
Дядя Леша молчал и не двигался.
– Можно? – повторил голос, и дверь осторожно открылась. На пороге стояла руководительница шефов, она улыбалась.
– А-а, – чуть улыбнулся в ответ дядя Леша. – Вера Васильевна…
– Виктория Васильевна, – поправила руководительница, впрочем, кажется, совсем не обидевшись. – А я думаю, дай зайду напоследок… А то ведь так и не удалось поговорить…
– Да я сам собирался выйти… – сказал дядя Леша. – Рубаха вот порвалась… Не знаю, как вас всех и благодарить… – голос дяди Леши был хриплый, севший. Он улыбнулся. – Охрип вот… Каждому пока объяснишь… Все-таки много у вас непонятливых людей, Виктория Васильевна… Вроде ученые…
– Ученые, ученые… – улыбаясь, громко повторила Виктория Васильевна. – Это мы вас должны благодарить, Алексей Алексеевич…
Она подошла к этажерке, глянула на кипу журналов «Садоводство», взяла в руки бронзовый бюстик человека – в шляпе с бородой.
– А кто это? – удивленно спросила она. – Как будто знакомое лицо.
– Так Мичурин! – улыбнулся дядя Леша.
– Ах, правда! – удивилась Виктория Васильевна. – В школьных учебниках был его портрет. Помню, когда учительница про него рассказывала, я так загорелась! Набрала косточек от сливового компота и во дворе посадила. Представляете? И тут у вас Мичурин. – Она смотрела на корешки толстых книг. – Это что, он все написал?
Дядя Леша кивнул.
– Можно?
Виктория Васильевна вытащила книгу, и вместе с ней выдвинулась наклеенная на картон фотография. Так фотографировали в конце сороковых – начале пятидесятых: задником служила клеенка, нижний край которой лежал, чуть загнувшись, на дощатом плохо выметенном полу. Какой-то дворец с балюстрадой и озеро с плавающими лебедями и круглой беседкой на краю, острые кипарисы в отдалении… Дядя Леша был в своем костюме с наградами: два ордена Славы и медали. Рядом сидела Тоня, красивая, в красивом же модном платье трофейного шелка. На коленях их сидели дети. У дяди Леши – улыбающаяся девочка, у Тони – немного испуганный, верно, только из парикмахерской, подстриженный «с чубчиком» мальчик.
Дядя Леша терпеливо молчал. И Виктория Васильевна молча вернула фотографию на место.
– Я присяду? – спросила она.
– Конечно-конечно! – смутился дядя Леша и пододвинул ей стул.
– Знаете, – заговорила Виктория Васильевна, – смотрела я на эту всю уборку и завидовала. Думала, знаете, что? Бросить все к чёрту – лабораторию, диссертацию, общественную работу! Поехать вот так куда-то и работать в саду. Вырастить, знаете, свой сад!
Дядя Леша понимающе закивал.
– Дело ж хорошее, конечно… Только сады тут сейчас не очень-то сажают. Что не вымерзло, то вырубили. А заново сад разбивать потяжельше будет, чем за старым ухаживать.
– Да… – задумчиво произнесла Виктория Васильевна.
Дядя Леша молчал.
– Да… – повторила она. – Непросто, оказывается, быть и садовником.
– Так я не садовник, – не согласился дядя Леша. – У меня должность – бригадир садоводческой бригады. Садовод…
– Странно, – удивилась Виктория Васильевна. – А я думала, садовод – кто новые сорта выводит… Ну вот Мичурин, например… А кто ухаживает за садом, бережет его, тот – садовник…