– Да никого нет, – возник другой голос, мужской, вернее – почти мужской. – Это тебе послышалось…

Они стояли у яблони: она в светлом платьице, он – в белой рубашке и черных брюках, – тоненькие, юные.

– Не послышалось, не послышалось! – настаивала она. – Он, говорят, с весны до осени вообще не спит, сад охраняет… А кого поймает, тому потом достается.

Дядя Леша, втянув голову в плечи, удивленный, слушал.

– Да болтают это, – не очень уверенно произнес юноша.

– А я боюсь…

Их юные голоса дрожали от темноты ночи, от близости друг друга и от возможной опасности.

– Володь, – укоряюще заговорила она. – Ну не надо, убери руку…

– Ну чего ты? – голос его дрожал даже больше, чем ее. – Сама говорила: пойдем в сад, пойдем в сад… Ну пришли, чего теперь?..

– Давай смотреть, слушать… – серьезно настаивала она.

– Чего слушать, музыка, что ль? – обижался он.

– Музыка, – убежденно отвечала она. – Музыка, конечно…

– Ну давай тогда сядем… Будем сидеть и слушать, – хитрил он.

– Зачем, я не устала, – не сдавалась она. – Ну чего ты, зачем?

Дядя Леша тихо ушел.

Он присел на кровать, которую вытащил из дому и поставил в саду на лето. Сутулясь и положив ладони на колени, долго и внимательно слушал сад. Улыбнулся, видимо, вспомнив что-то, потом, не наклоняясь, сбросил ботинки и лег на спину, заложив ладони за голову.

Снова улыбнулся, повернулся на бок, закрыл, глаза, съежился от наступающей предутренней прохлады.

…Праздничная благость за общим столом вдруг нарушилась, заколыхалась. Вскочили вдруг люди на дальнем краю стола, и кто-то кого-то потянул за грудки. Какой-то длинный мужик выкрикивал что-то часто, выбрасывая вверх худую, как плеть, руку. А другой – плотный, низкий, с разбегу, с ходу, широко и долго вынося из-за плеча кулачище, ударил его в лицо. Бежали туда перепуганные женщины.

– Передрались мужики! Ножами пластаются! – закричал кто-то высоко, будто радуясь.

– Тятя!! Тятенька!!! – визжала девочка-подросток, обхватывая от ужаса голову руками.

– Лешка! Лешка, уйди оттуда!

Дядя Леша приоткрыл дверь:

– Можно?

– А, Алексей Алексеевич, входите-входите!

Савченков, новый председатель, шел навстречу, улыбаясь. Был он молод, лет тридцати, худощав, строен. Они поздоровались за руку, и дядя Леша, кажется чуть смутившись столь радушным приемом, к какому он в этом кабинете не привык, заговорил:

– Я вот чего… зашел, чтоб, значит…

Но председатель не дослушал его:

– Очень хорошо, что вы пришли, Алексей Алексеевич… Никак нам не удается поговорить… Только ответьте мне сперва, пожалуйста, на такой вопрос, – председатель улыбнулся. – А то я смотрю на вас и поверить не могу… Скажите, это правда, что вы из-за своего сада однажды чуть не зарубили одного из председателей?

Дядя Леша удивленно и непонимающе смотрел на Савченкова.

– Правда? – повторил вопрос тот.

Дядя Леша улыбнулся.

– Да это когда было-то… Я уж не помню…

– Ну все-таки, Алексей Алексеевич… – настаивал председатель.

– Да Соловьев был такой, деловой… – заговорил недовольно дядя Леша. – Пришли они, значит… Тогда все кукурузу сеяли… Чуть не с оркестром пришли… И у Соловьева, значит, в руках топор… Ну, я выхватил его и на него. А кто вам сказал?

– Да сказали… Я подумал – попугать решили…

Дядя Леша смутился. Он только сейчас заметил, что новый председатель сидит за столом рядом с ним, а не за столом, как принимал Селиванов, и не напротив, как следователь Костылев.

– А где ж шофер-то ваш… секретарша? – спросил он. – Они ж там все время сидят…

– Сидели, – поправил председатель, – время горячее, а они сидят… Я ее на ток работать отправил, а его в мехцех, в ремонте помогать. По-новому работаем, по-новому…

– Понятно, – еще больше приободрился дядя Леша. – Дело хорошее…

– Ну, это еще не дело, Алексей Алексеевич. – Председатель разворачивал на столе большой лист ватмана. – Вы, наверное, слышали, что у нас – переспециализация… Птицеводство… Отрасль выгодная… На строительство птицеводческого комплекса и жилого поселка нам пообещали восемнадцать миллионов рублей. Вот будущий поселок, видите? С многоэтажным селом покончено! Колхозник возвращается к земле. Но при этом имеются все городские удобства… Вот коттеджи на одну-две семьи… ванные, санузлы, даже камины… Гаражи, подвалы, здесь же небольшие приусадебные участки… А вот школа-десятилетка со спортзалом и бассейном, Дворец культуры, кафе.

– А сад? – насторожившись, спросил дядя Леша.

– Детский сад? Вот он, – ткнул председатель пальцем в какой-то квадратик на ватмане.

Дядя Леша молчал.

– Ах да, извините, – улыбнулся председатель. – Сад ваш здесь, за планом. То есть – наш сад… – поправился он. – Я ведь знаю, что сад этот – исторический, что о нем даже в летописях упоминали… На всю Россию здешние сады были знамениты… Лечились этими яблоками… Воевали, чтобы ими обладать… Вы, быть может, удивитесь еще больше, но в сельхозакадемии я заканчивал садоводческий…

Дядя Леша смотрел на нового председателя удивленно и недоверчиво.

– Так, а как же – по птицеводству? – спросил он, до конца, похоже, что-то не понимая.

– Ну, это, знаете, – развел руками Савченков. – Это сам собой не распоряжаешься, номенклатура… Но за садом мы теперь вместе будем смотреть, если позволите, конечно…

– Так… – растерялся дядя Леша, – всей душой, как говорится. Нам же столько надо! Вот хранилище! Вот все говорят – импортные яблоки хранятся хорошо, их в Москве до нового урожая продают. Да наши яблоки-то лучше! – горячился дядя Леша. – И по вкусу, и по лежкости… Уж по полезности не говорю… Как бы нам овощехранилище, а, Игорь Евгеньевич?

Новый председатель по-доброму смотрел на него и чуть заметно улыбался.

– Все правильно, Алексей Алексеевич… Я с вами полностью согласен… Только не все сразу… На все нужно время, силы… А сейчас вас что волнует?

– Уборка, Игорь Евгеньевич, уборка меня волнует…

В маревом горячем воздухе стоял запах созревших яблок и теплой земли.

Неподалеку от его дома, почти под яблонями, на наскоро сложенных печурках хлопотливые поселковые старухи с выбившимися из-под платков прядями прилипших к потным лбам волос варили в больших тазах варенье из перезревшего белого налива, из некондиционной «китайки» и «райки», которые в округе только и остались, что в этом саду.

Время от времени они вытирали тыльными сторонами ладоней потные лица, мотали головами, безбоязненно и привычно отгоняли пчел, от которых воздух в саду гудел и колыхался.