– Это Витька Соколов, это Аня Беккер, рядом с ней Соня Вагнер, они подружки, – Сенька споро вел пальцем по рядам, называя одноклассников. Он всех прекрасно знал – с общительностью у пацана всегда был порядок. – Герка Дельвиг, Оля Кляйн, Таня Маркова, вот этот лопоухий рыжий – Красицкий Вовка, а это Шульц, он и сам Оскар, и папа у него Оскар – получается Оскар Оскарович, мы зовем его Кар-Карыч. Это Роза Кац по прозвищу Мимоза. Потому что так говорят: роза-мимоза, а еще у нее волосы желтые и мелко-мелко кучерявые… Это Алеша Вешкин, его дразнили Лешка-вошка, потому что маленький совсем, но он у нас уже не учится…

Натка немедленно взяла «Лешку-вошку» на карандаш.

– Это Виталька Лозинский. Это Кен Липскер…

– Кен?

– Он Иннокентий, как еще сократишь? И к тому же у него сестра в третьем «Бэ», а у нее прозвище Барби.

– А у тебя какое прозвище? – Натка вдруг подумала, что не знает, как называют ее сына креативные ученики элитной школы.

– Сено, какое же еще?

– Сено, – кисло повторила Натка. – Это потому, что ты из простой семьи?

– Мам, ты чего? – искренне удивился сын. – Сено – потому что Арсений. Вальковича, он у нас Вениамин, вообще Веником кличут, а у него папа режиссер, а мама актриса. При чем тут семья вообще? Вон у Толика Слонимского кличка Слон, так его родители, по-твоему, в зоопарке жить должны?

– Эм… Прости, ляпнула, не подумав, – повинилась Натка. – Ты продолжай, продолжай. Вот это кто тут?

– Это Таня Маркова. Она раньше в другом городе жила, даже в другой стране, к нам недавно пришла, у нее еще даже прозвища никакого нет.

– Та-а-ак… – Натка записала себе в блокнотик и иногороднюю-иностранную Люсю Бондареву.

По итогам изучения фотографий выяснилось следующее: количество учеников первого «А» класса на протяжении полугода не менялось – оно неизменно равнялось пятнадцати, – а вот в составе происходили изменения. В конце первой четверти исчез Алексей Вешкин и появился Вениамин Валькович, под Новый год пропала Люся Бондарева и возникла Таня Маркова.

– А еще у нас есть новый мальчик, его Стасик Фурцев зовут, он после Нового года пришел, – добавил Сенька, когда Натка уже собирала разложенные по столу фотографии.

– Какой еще Стасик? – нахмурилась она.

Вместе со Стасиком получалось уже не пятнадцать учеников, а шестнадцать.

– Не знаю, мы же с ним еще не встречались, мне про него Слон сказал, – Сенька то и дело созванивался с приятелями-одноклассниками. – Этот Стасик Фурцев сейчас на моем месте сидит.

Тут Натка поняла: в Шоко-школе твердо рассчитывают, что Арсений Кузнецов по прозвищу Сено к ним больше не вернется.

И хотя это уже вполне соответствовало желанию самой Натки, она все-таки закусила губу: ну-ну, посмотрим еще, кто кого!

Телефонов Алеши Вешкина и Люси Бондаревой, досрочно выбывших из первого «А», у Сеньки не было – они не успели сдружиться. Но Натка самым внимательным образом изучила чат и нашла в нем два номера родителей, в разное время «самовыпилившихся» из сообщества.

Пришло время познакомиться с товарищами по несчастью.

Натка выдернула из блокнота листок, на котором было написано: «Алеша Вешкин, Люся Бондарева, Стасик Фурцев». Аккуратным столбиком она записала на следующем листке еще три фамилии: Уфимцева, Ларина, Нахимова. Его Натка тоже выдернула, прилепила обе бумажки на холодильник и прижала магнитами, как обычно делала с записками-напоминалками, оставляемыми самой себе.

План действий вчерне у нее уже сложился.

Уфимцеву, Ларину и Нахимову Натка нашла на сайте Шоко-школы.

Элина Марковна Нахимова оказалась учителем начальных классов и руководителем первого «Б», Светлана Иосифовна Ларина – школьным доктором, Тамара Викторовна Уфимцева – штатным психологом Шоко-школы.

Телефонные номера родителей, самоудалившихся из классного чата, пробил для Натки безотказный Таганцев.

Один из номеров принадлежал Ольге Вешкиной – маме Алеши, второй – какой-то Ларисе Павловне Орловой. Поскольку никаких Орловых в первом «А» не бывало, Натка упросила друга-опера добыть какую-нибудь информацию об этой даме, и оказалось, что все правильно, Лариса Павловна имела прямое отношение к бывшей ученице Люсе Бондаревой.

– Они не родственницы, но Орлова до недавнего времени жила у Бондаревых в их пятикомнатной квартире на Кутузовском, – узнал Таганцев. – У нее там даже временная регистрация была, теперь уже аннулированная. Выселили Бондаревы эту Орлову.

– Почему?

– Не знаю, я так глубоко не копал. Могу еще про Орлову рассказать: ей тридцать восемь лет, прописана в Твери, окончила там педагогический, по специальности не работала, трудоустраивалась в Москве через агентство «Поппинс» – они занимаются подбором нянек и репетиторов. В агентстве эту Орлову расхваливают, но у Бондаревых она проработала всего три месяца.

– Не иначе, ушла обиженной, – вслух подумала Натка.

И позвонила Орловой раньше, чем Вешкиной.

Зима выдалась довольно теплая и почти бесснежная, но в Царицыне все равно было сказочна красиво. Очертания красных с белым зданий дворцового ансамбля в тумане смазывались, расплывались акварельно, превращались из вида в фон. На нем так выпукло и ярко смотрелись детские лица: румяные, с золотинками конопушек, с изумленно и радостно распахнутыми глазами…

– Оставаться на виду! – только и успела крикнуть Натка Сеньке, когда он потащил чужую девочку к воде.

Удивительно, как быстро могут познакомиться и подружиться дети. У взрослых так легко не получается…

– У вас удивительный мальчик, – не отводя глаз от детей, сказала Лариса. – Буря, натиск, фейерверк! И очень добрый. Он мне сразу понравился. Я даже пыталась подружить их с Люсей – Сеня вам не рассказывал? К сожалению, дети не успели толком познакомиться, – она вздохнула. – Вся эта история – мой профессиональный провал. Не педагогический брак – я не успела нормально поработать с девочкой, – но фиаско как специалиста.

– Уверена, что вы преувеличиваете, – тактично возразила Натка.

У Ларисы была примечательная и заразительная манера разговаривать исключительно спокойно и вежливо, притом не отстраненно, а живо, тепло, по-человечески очень привлекательно. Натка не сомневалась, что эту няню дети любят.

Хотя на няню Лариса была непохожа: ни тогда, когда Натка видела ее на общем сборе класса в начале учебного года, ни сейчас.

– Вы раньше выглядели по-другому, – не сдержавшись, заметила она.

– Вы про одежду, макияж и прическу? – Лариса улыбнулась и поправила косу на плече.

Коса – толстая, медно-красная – лежала на плече смирно, только пушистым кончиком на ветру подергивала, как бы намекая, что вообще-то она предпочла бы расплестись, рассыпаться и развеваться буйной гривой, пламенеющей, как бабушкины осенние астры.