Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мама Лара, а конфетку? – умильно улыбнулась Маришка.
– Только печенье. Стоп! Сначала руки вытрите, вот вам влажные салфетки. Садитесь сюда, на лавку.
Быстро и ловко организовав чинное детское чаепитие, Лариса жестом пригласила Натку отойти в сторонку. В паре шагов от лавочки с пирующими мелкими она слегка понизила голос:
– Видите ли, в моей жизни произошли перемены…
– Я поняла, «мама Лара», – улыбнулась Натка.
Лариса слегка покраснела.
– Так вышло… Маришкин папа вдовец… Но это неважно. То есть важно, конечно, потому что он меня защитит, если что… Нет, все-таки неважно.
– Да вы не волнуйтесь, – Натка тронула собеседницу за рукав.
– А я волнуюсь! – Лариса вскинула голову, медно-красная коса дернулась и подпрыгнула. – Я за девочку Бондаревых беспокоюсь. Я подвела ее, понимаете? Взрослый человек, нянька, педагог – и не помогла ребенку, который остро нуждается в помощи. Поэтому – да, я отдам вам мои записи и расскажу обо всем кому надо, пусть эта история выйдет наружу. Может быть, тогда родственники Люси изменят свою позицию и реально займутся проблемами девочки, вместо того чтобы их замалчивать и скрывать…
– Мама Лара, а конфеток точно нету?
Натка оглянулась. Две присыпанные крошками – будто веснушек мало – мордахи с надеждой и подозрением смотрели на них с покривившейся лавочки. Открытый термос курился паром, красные с белым рельефные здания расплывались в акварельный фон.
– У меня есть шоколадка, – призналась Натка и вопросительно посмотрела на Ларису. – Но я дам ее вам, только если мама Лара позволит.
Вжик-вжик! Две пары глаз стрельнули в Натку – и сразу в Лару.
– Это называется перевод стрелок, – пробормотала Лариса, явно затягивая с ответом.
Вжик-вжик: двустволки с лавочки снова выжидательно прошлись туда-сюда.
– Не-а, это запрос экспертного мнения, – хихикнула Натка. – Я же не специалист по воспитанию, а тут нужен педагог…
– Тут не педагог, – Лариса тоже хихикнула. – Тут шоколадка нужна.
А эти, с глазами-двустволками, тоже услышали волшебное сладкое слово, все поняли и радостно заулыбались.
Диктофон Натка включила загодя.
Как только вошла в кабинет директора, так сразу же сунула руку в раскрытую сумочку и придавила кнопку записи еще до «Здравствуйте, Эмма Францевна!» – «Добрый день… э-э-э… Наталья Владимировна?».
– Наталья Владимировна, – не стала запираться Натка.
Она не стала стесняться – села, не дожидаясь приглашения. А сумку открытую на соседний стул поставила – поближе к источнику звука, к Эмме Францевне.
Та, впрочем, сначала помолчала. Выдержала долгую театральную паузу.
Директриса просматривала какие-то бумаги на столе, вздыхала, сокрушенно качала коротко стриженной пегой головой – в ушах тряслись, разбрасывая радужные брызги, слишком крупные для такой миниатюрной дамы серьги с драгоценными камнями.
Натка психологическому давлению не поддавалась – нервозности не выказывала, сидела спокойно, ровно, только головой вертела, с демонстративным интересом изучая обстановку директорского кабинета.
Тот был хорош. В таком кабинете с удовольствием мог работать хоть директор банка, хоть сам президент страны.
Да что работать! В таком кабинете можно было полноценно жить: и кожаный диван тут имелся, и большая плазма, и даже – Натка привстала, разглядывая, – классический английский чайно-кофейный столик в уютном закутке за подобием ширмы из горшечных растений.
– Что ж, Наталья Владимировна, – Эмма Францевна сняла очки (Гуччи, черепаховая оправа, инкрустация натуральными камнями), – я должна…
– А это у вас хлорофитрум? – перебила директрису Натка, дотянувшись до растения и пощупав зеленый побег.
– Да. Я…
– Хлорофитрум нейтрализует формальдегиды, выделяемые некоторыми отделочными материалами.
– Я знаю. Но я…
– Неужели вы использовали отделочные материалы, которые выделяют формальдегиды?!
Очки в директорской лапке тихо хрустнули.
– Наталья Владимировна! Мы с вами должны серьезно поговорить!
– Конечно. Вы только не волнуйтесь, – Натка поерзала, устраиваясь поудобнее, и всем своим видом показала, что готова внимательно слушать.
Даже ладошки на коленках сложила, как примерная девочка.
Тщательно напомаженные губы Эммы Францевны поджались. Говорить ей, похоже, расхотелось.
– Вот, почитайте, – она потянулась через широкий стол, передавая Натке бумаги.
– Не смогу. Очки забыла, – нагло соврала Натка и посмотрела на инкрустированные каменьями окуляры от Гуччи.
Надо было, чтобы говорила директриса. Иначе зачем Натка включила диктофон?
– Хорошо-ссс, я ссс-сама, – Эмма Францевна надела очки и откашлялась перед громкой читкой. – «Директору образовательного учреждения – это, понятно, мне – от родителей учеников первого „А“ класса заявление. С целью создания в коллективе учеников нормальной рабочей обстановки и ради безопасности наших детей убедительно просим избавить первый „А“ класс от присутствия в нем ученика Кузнецова Арсения. Являясь неуравновешенным и дурно воспитанным ребенком из неблагополучной неполной семьи…»
Натка вскинула голову, уже открыла рот, чтобы возмутиться – это мы-то неблагополучные? – но Эмма Францевна решительно остановила ее размашистым жестом.
– «Арсений Кузнецов постоянно мешает учебному процессу, нарушает дисциплину, дерется, обижает других ребят и даже учит их плохому – например, приносит в школу подозрительные вещества растительного происхождения и настойчиво предлагает детям их попробовать…»
– Это был обыкновенный клевер! – не выдержала Натка. – Кто подписал это заявление? Алена Дельвиг?
– Здесь десять подписей! – Эмма Францевна подняла густо исписанный бумажный лист, развернула его к Натке и потрясла в воздухе. – И еще есть заключение психолога, нашей уважаемой Тамары Викторовны…
– Уфимцевой, – кивнула Натка, недобро сузив глаза.
– Так вот, психолог считает, что ваш мальчик действительно не вписывается в сложившийся детский коллектив и может представлять определенную угрозу для одноклассников.
– Да вы…
– И это еще не все! – Директриса припечатала к столу бумаги, вперила в Натку грозный взгляд сквозь очки, ее черно-седые волосики вздыбились – ни дать ни взять нахохлившаяся сова. – Ваш ребенок самовольно бросил школу! Прекратил посещать занятия – с начала нового года не явился в школу ни разу!
– Позвольте, но он же на больничном! Сенька ногу сломал в новогоднюю ночь!
– Вот! Вот к чему приводит подобное поведение!
– Какое поведение? О чем вы? Он просто ночью в незнакомом доме встал, пошел…