— Да, это «Синко Льягас».

— Тогда…

Испанец умолк, а взгляд его стал ещё более беспокойным.

— Господи помилуй! — закричал он, как человек,испытывающий сильную душевную муку. — Может быть, вы скажете мне, что идон Диего де Эспиноса — это тоже вы?

— О нет. Моё имя Блад, капитан Питер Блад. Ваш корабль,так же как и этот изящный костюм принадлежат мне как военные трофеи. Вы же, донДиего, мой пленник.

Как ни неожиданно показалось дону Диего это объяснение, всёже оно слегка успокоило испанца, так как было более естественно, нежели то, чтоон уже начал воображать.

— Но… Значит, тогда вы не испанец?

— Вы льстите моему испанскому произношению. Я имеючесть быть ирландцем. Вы, очевидно, думаете, что произошло какое-то чудо. Да,так оно и есть, но это чудо создал я, у которого, как можете судить порезультатам, неплохо варит голова.

И капитан Блад вкратце изложил ему все события последнихсуток. Слушая его рассказ, испанец попеременно то бледнел, то краснел.Дотронувшись до затылка, дон Диего нащупал там шишку величиной с голубиноеяйцо, полностью подтверждавшую слова Блада. Широко раскрыв глаза, испанецуставился на улыбающегося капитана и закричал:

— А мой сын? Где мой сын? Он был со мной, когда яприбыл на корабль.

— Ваш сын в безопасности. Как он, так и гребцы вместе свашим канониром и его помощниками крепко закованы в кандалы и сидят в уютномтрюме.

Дон Диего устало вздохнул, но его блестящие чёрные глазапродолжали внимательно изучать смуглое лицо человека, который стоял перед ним.Обладая твёрдым характером, присущим человеку отчаянной профессии, он взял себяв руки. Ну что ж, на сей раз кости упали не в его пользу. Его заставилиотказаться от роли в тот самый момент, когда успех был уже у него в руках. Соспокойствием фаталиста он смирился с новой обстановкой и хладнокровно спросил:

— Ну, а что же дальше, господин капитан?

— А дальше, — ответил капитан Блад, еслисогласиться со званием, которое он сам себе присвоил, — как человекгуманный я должен выразить сожаление, что вы не умерли от нанесённого вамудара. Ведь это означает, что вам придётся испытать все неприятности, связанныес необходимостью умирать снова.

— Да? — Дон Диего ещё раз глубоко вздохнул ивнешне невозмутимо спросил: — А есть ли в этом необходимость?

В синих глазах капитана Блада промелькнуло одобрение: емунравилось самообладание испанца.

— Задайте этот вопрос себе, — сказал он. —Как опытный и кровожадный пират скажите мне: что бы вы сделали на моём месте?

— О, но ведь между нами есть разница. — Дон Диегоуселся прочнее, опершись локтем на подушку, чтобы продолжить обсуждение этогосерьёзного вопроса. — Разница заключается в том, что я не называю себягуманным человеком.

Капитан Блад пристроился на краю большого дубового стола.

— Но ведь я тоже не дурак, — сказал он, — имоя ирландская сентиментальность не помешает мне сделать то, что необходимо.Оставлять на корабле вас и десяток оставшихся в живых мерзавцев — опасно.Как вам известно, в трюме моего корабля не так уж много воды и продуктов.Правда, у нас малочисленная команда, но вы и ваши соотечественники, к большомунашему неудобству, увеличиваете количество едоков. Сами видите, что из благоразумиямы должны отказать себе в удовольствии побыть в вашем обществе и, подготовивваши нежные сердца к неизбежному, любезно пригласить вас перешагнуть черезборт.

— Да, да, я понимаю, — задумчиво заметил испанец.Он понял этого человека и пытался разговаривать с ним в том же тоне напускнойизысканности и внешнего спокойствия. — Должен вам признаться, что вашислова довольно убедительны.

— Вы снимаете с меня большую тяжесть, — сказалкапитан Блад. — Мне не хотелось бы быть грубым без особой к тому необходимости,тем более что мои друзья и я многим вам обязаны. Независимо от того, чтопроизошло с другими, но для нас ваше нападение на Барбадос окончилось весьмаблагополучно. Мне приятно убедиться в вашем согласии с тем, что у нас нет иноговыбора.

— Но позвольте, мой друг, почему нет выбора? В этом я свами не могу согласиться.

— Если у вас есть иное предложение, я буду счастливрассмотреть его.

Дон Диего провёл рукой по своей чёрной бородке,подстриженной клинышком.

— Можете ли вы дать мне время подумать до утра? Сейчасу меня так болит голова, что я не способен что-либо соображать. Согласитесьсами: такой вопрос всё-таки следует обдумать.

Капитан Блад поднялся, снял с полки песочные часы,рассчитанные на тридцать минут, повернул их так, чтобы колбочка с рыжим пескомоказалась наверху, и поставил на стол.

— Сожалею, дорогой дон Диего, что мне приходитсяторопить вас. Вот время, на которое вы можете рассчитывать. — И он указална песочные часы. — Когда этот песок окажется внизу, а мы не придём кприемлемому для меня решению, я буду вынужден просить вас и ваших друзейпрогуляться за борт.

Вежливо поклонившись, капитан Блад вышел и закрыл за собойдверь на ключ.

Опершись локтями о колени и положив на ладони подбородок,дон Диего наблюдал, как ржавый песок сыплется из верхней колбочки в нижнюю. Помере того как шло время, его сухое загорелое лицо всё более мрачнело.

И едва лишь последние песчинки упали на дно нижней колбочки,дверь распахнулась.

Испанец вздохнул и, увидев возвращающегося капитана Блада,сразу же сообщил ему ответ, за которым тот пришёл:

— У меня есть план, сэр, но осуществление его зависитот вашей доброты. Не можете ли вы высадить нас на один из островов этогонеприятного архипелага, предоставив нас своей судьбе?

Капитан Блад провёл языком по сухим губам.

— Это несколько затруднительно, — медленнопроизнёс он.

— Я опасался, что вы так и ответите. — Дон Диегоснова вздохнул и встал. — Давайте не будем больше говорить об этом.

Синие глаза пристально глядели на испанца:

— Вы не боитесь умереть, дон Диего?

Испанец откинул назад голову и нахмурился:

— Ваш вопрос оскорбителен, сэр!

— Тогда разрешите мне задать его по-иному и, пожалуй, вболее приемлемой форме: хотите ли вы остаться в живых?

— О, на это я могу ответить. Я хочу жить, а ещё большемне хочется, чтобы жил мой сын. Но как бы ни было сильно моё желание, я нестану игрушкой в ваших руках, господин насмешник.