Пальцы его сжали рукоять пистолета, он рванул из кобуры такумело и ловко, словно опять же его вела другая сила, поймал взглядом лицомолодого офицера, тот только-только вытягивал свой знаменитый кольт из кобуры.Палец судорожно сдавил спуск. Руку тряхнуло, по ушам ударил треск автоматныхочередей. Он со сладостным торжеством увидел, как офицера тряхнуло, во лбудыра, пролезет кулак, кровь выбрызнула алой струей. Он жал на спусковой крючок,и пули кромсали красивое лицо, пока офицерик наконец опустился на колени.

Справа и слева грохотали автоматные очереди. Коммандоспадали, пробовали ползти, хватались за оружие, но пули из русских автоматовбили с такой силой, что отбрасывали назад, не давали прицелиться.

Рядом с Олейником истошно орал Волков. Он зачем-то присел накорточки и остервенело поливал свинцовым градом напрошенных гостей. Его трясло,С другой стороны кричал и ругался Степанов:

– Да что ж... заговоренные, что ли?.. Да здыхайте ж,твари!..

Он спешно выдернул опустевший сдвоенный рожок, перевернул ивставил другой стороной. Автомат ожил, пули крошили листья, взрывали землю, нокомандос продолжали ползти, хватались за оружие, с их стороны раздалисьвыстрелы.

Со стороны русских слышались вскрики. Олейник заораляростно:

– Ранен кто? Пленных не брать!

Сержант Иванец, у которого кончились патроны, прыгнул натолстого как шкаф коммандос, ударил ногой и кулаком, сбил наземь, не чувствуя,что получил две пули в спину от своего же друга, который стрелял короткимиочередями.

Ищенко стрелял с перекошенным от ненависти лицом, а в глазахКривина была напротив, свирепая радость, счастье. На левой стороне груди постарой гимнастерке расплывалось красное пятно, но он стрелял, не чувствуя ниболи, ни предсмертного холода.

– Ах, женщин наших... ах, ты их пришел иметь?..

Треск автоматных очередей смешивался со звоном, с которымпули рикошетили от бронежилетов, но пули сотрясали коммандос, те даже свинтовками в руках не успевали прицелиться, их очереди беспорядочно посылалипули во все стороны, били в деревья, в небо, даже в спины своих же закованных вдоспехи суперменов, но закричали и за спиной Олейника, он сам ощутил, какдернуло за волосы, обожгло горячим, но только поспешно шагнул вперед, ударомноги выбил из рук рыжего штатовца пулемет, который проще бы ставить на танке.

Рыжий вскинул голову, Олейник с наслаждением ткнул ему влицо ствол пистолета и нажал на спуск.

Когда грохот автоматов умолк, Олейник слышал только своетяжелое дыхание. Оглянулся на солдат, те тоже с вытаращенными глазами, ещебелые от ярости, грудь у каждого поднимается, как после долгого бега, волосыдыбом, озверели...

Из кучи тел раздался стон. Олейник не успел повернуться в тосторону, как автоматные очереди загремели сразу с трех сторон. Пулиподбрасывали тело еще некоторое время после того, как стон оборвался.

Никто не шагнул к убитым, только своих раненых укладывали наземлю, торопливо перевязывали.

Сержант Волков шагнул к Олейнику:

– Товарищ лейтенант! Позвольте, перевяжу.

Олейник с удивлением оглянулся:

– Что? Меня?

– Ну да, – ответил Волков почтительно, –голову.

Олейник провел ладонью по щеке, там что-то ползло, ощутил мокроеи теплое. Ладонь стала красной, к тому же он, похоже, задел пальцем бровь, чтонаправляла струйку крови вдоль виска, и теперь кровь потекла в глазную впадину.

Он отмахнулся:

– Царапина! Займись ранеными.

– Слушаюсь, товарищ лейтенант! – рявкнул Волковпреданно, посмотрел влюбленными глазами, – Тогда хоть бы ногу!

– Отставить, – рыкнул он. – Никаких ног уменя нет!

Волков откозырял и пропал, а Олейник шагнул в сторонураненых солдат, его качнуло, нога едва не подломилась. Он с удивлениемпосмотрел на правую ногу. Штанина намокла, стала темно-бурой, а в сапогегорячо, там хлюпает, словно ступал по прогретому солнцем мелкому болотцу.

Раненых разложили прямо под солнцем, торопливо делалиперевязку. Остальные суетились вокруг, бестолково совали индивидуальные пакеты.Трое бродили среди разбросанных тел коммандос, переворачивали, снимали часы,шарили по карманам, срывали дорогие побрякушки.

Олейник оглянулся на американского солдата, голова которогостало кровавым месивом.

– Кравцов, это ты его? Чем??

– Прикладом, – вызверился Кравцов, по еще щекестекала широкая алая полоса. – Чем же еще?

Сержанты подбегали, докладывали, да он и сам видел:семнадцать раненых, трое тяжело, убитых нет. На душе было странно покойно исветло, словно совершил нечто богоугодное, чистое, святое.

Сержант Волков лихо откозырял:

– Что прикажете, товарищ лейтенант?

Он тянулся перед ним так, словно перед самим Жуковым,который выиграл войну с Гитлером в два дня. В глазах были восторг, почтение иглубокая жалость, причину которой Олейник понимал лучше других: трибунал, суд,разжалование и что-нибудь намного хуже, вплоть до расстрела, но странный покой,которого не знал уже много лет, не оставлял.

Он чувствовал, что улыбается, вдруг ощутил, что язва терзатьперестала, что тело у него здоровое и все еще молодое.

Он подал знак, Волков бегом принес рацию. Старую,допотопную, такими пользовались еще в войну с Гитлером. Связь установилась несразу, долго хрипело и трещало, наконец, добрался до командира части, назвалсяи доложил четко и спокойно:

– Товарищ командир, на нашу территорию вторглисьамериканские войска. Я был вынужден принять бой. Захватчики уничтожены. С нашейстороны семнадцать раненых. Прошу выслать санитарную машину. Трое в тяжеломсостоянии.

Из микрофона вместе с треском и хрипами выпукнуло:

– Что?.. Ты о чем? Какие захватчики?

– Американские – пояснил он. – Они лежат всездесь. Повторяю, семнадцать раненых! Срочно шлите машину

Там шуршало, слышались голоса, наконец, голос командирадонесся как из преисподней:

– Оставайтесь там. Ничего не трогать.

– Есть, – ответил он и отключил связь.

Он надеялся, что умрет до прихода санитарной машины, илихотя бы потеряет сознание, но когда вдали показались, мчащиеся к ним на бешенойскорости два командирских джипа и три санитарных, он нашел в себе силы встать идаже выйти навстречу.

Командир выскочил почти на ходу, Олейник подтянулся и взялпод козырек:

– Товарищ командир, докладываю...

Майор скользнул взглядом по его бледному лицу, заметилглуповато-счастливую улыбку, поморщился при виде струйки крови, что норовилазалить правый глаз: