Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О, это низко! – сказал я, подзадоривая ее.
– В этом весь Кэтчер Блок! Он так действует! Он заставляет людей совершать такие поступки, которые им совершенно не свойственны, а жертвы даже не догадываются, что их обманывают. Сомневаюсь, написал ли он хоть одно слово правды в своей жизни.
Ай!
– Подожди-ка минутку! – Она, конечно, очень расстроена, но говорить, что Кэтчер Блок – плохой журналист, это, по-моему, уж слишком…
– Он просто отъявленный врун и негодяй! – не унималась Барбара.
Ой! Линчевание моего «я» заходило слишком далеко.
– Ну же, Барбара, вряд ли он так безнадежен. Ведь как-никак он получил Пулитцеровскую премию.
Она выглядела удивленной.
– Ты что, защищаешь его?
Теперь настал мой черед расстраиваться.
– Ему не требуется моя защита. Человек не получает Пулитцеровскую премию за то, что он отъявленный негодяй. Об этом ты подумала?
Барбара как-то странно уставилась на меня.
– Зип, почему тебя задевает то, что я говорю о Кэтчере Блоке?
– Нет, совсем нет! – громко сказал я. Слишком громко. «Возьми себя в руки, – подумал я про себя. – Или ты провалишь все к чертовой матери». – Поверь, мне абсолютно все равно, – добавил я.
Быстро, быстро! Надо что-то придумать. А! Знаю. Я мысленно улыбнулся, хваля себя за находчивость, и плаксиво пожаловался:
– Просто, наверное, я чувствую себя полным идиотом в этой ситуации. Меня так легко надуть, как деревенского простачка, а ты все моментально разгадала…
– Зип, – проворковала Барбара, смягчившись, – я вовсе не хотела обидеть тебя.
– А я не хотел злить тебя, – сказал я извиняющимся тоном. Уф, кажется, сработало.
– Это просто ужасно. – Барбара со смешком слегка наклонилась ко мне. – Мы ведем себя как два влюбленных идиота.
Наши глаза встретились. Возможно, я выглядел в тот момент таким же испуганным, как и она.
– Похоже, – сказала Барбара, быстро взяв себя в руки, – что эта ссора стала последней каплей, Зип. Скорее всего, это конец.
И она протянула мне руку, прощаясь.
Она опять уходит!
Черт!
Ну же, Кэтчер, быстрее решай эту задачку! Не позволяй пташке улететь.
– Или… скорее всего – начало! – сказал я, просияв. – Черт возьми! Эта ссора заставила меня осознать, как ты мне дорога! Теперь я чувствую, что готов узнать тебя получше!
Я обнял ее и прижал к себе.
Барбара освободилась из моих объятий.
– Насколько лучше? – осторожно спросила она.
– Совсем хорошо! – ответил я хриплым голосом.
– Правда? – прошептала она.
– Да! – Я взял ее лицо в руки и посмотрел в красивые глаза. – Прости, но мне непременно нужно сказать тебе об этом, Барбара! Я люблю тебя!
Она обмякла, словно сливочное масло, в моих руках, и по ее телу прошла мелкая дрожь.
Или это произошло со мной?
– Что ж, – вздохнула она. – В моей теории не оговорено, что мужчины могут влюбляться.
В точку!
– Так мы еще можем наверстать упущенное? Я имею в виду, ведь ты до сих пор в меня не влюблена. Ведь так?
– Да…
– Поэтому я могу любить тебя – страстно, нежно, безумно, – а ты можешь заниматься со мной лишь ничего не значащим сексом. Так?
– Да…
– Так мы встречаемся завтра?
Она посмотрела на меня взглядом влюбленной женщины.
– Да, о да!
Мы обнялись, и я почувствовал огромное облегчение. Наверное, это отразилось на моем лице, потому что стоящий позади Барбары швейцар понимающе козырнул мне. Я подмигнул ему и поднял большой палец вверх.
Следующий день должен стать поворотным пунктом в жизни каждого из нас.
Меня не было на том роковом совещании в «Баннер-хаус». А Викки на него опоздала.
Однако секретарша Теодора Баннера передала протокольные записи этого совещания Глэдис, благодаря чему Викки и мне стало обо всем известно.
Вот что там произошло.
По-видимости, Т. Б. собрал сотрудников на срочное совещание и случайно-специально «забыл» предупредить своего старшего редактора, являющегося единственной особой женского пола в их коллективе.
Он стоял на своем любимом месте, прямо под собственным, написанным маслом портретом, и распекал подчиненных, как недовольный солдатами генерал.
– Эта розовая книженция разрушает мою жизнь! – бушевал он. – Моя женщина ведет себя так, будто у нее на самом деле есть мозги! Она не подпускает меня к себе ни на шаг! Эта книга посягнула на самое святое, что только можно себе представить! Дж. Б. важно кивнул:
– Наши жены тоже доставляют нам массу неудобств в связи с этим.
– Я говорю не о жене! – прорычал Т. Б. – Я говорю о любовнице!
Все мужчины сочувственно и понимающе закивали, про себя благодаря Бога за то, что у них по одной спутнице жизни.
Т. Б. с яростью взглянул на подчиненных и стукнул ладонью по столу из красного дерева.
– Я немедленно уволю эту Викки Хиллер! Бросив такую угрозу, он направился в зал приема посетителей. Мужчины следовали за ним по пятам как стадо баранов.
– Мы не можем уволить ее сейчас, Т. Б., – возразил Е. Г. – Как это будет выглядеть со стороны? Она лучший редактор на данный момент.
– Вы моя творческая опора, – рявкнул Баннер. – Вот и изыщите причину, по которой ее можно уволить. Или я соберу другую команду!
Он ринулся к своему офису и хлопнул дверью.
Мужчины сбились в кучку, по-видимому пребывая в состоянии шока.
Дзинь! Открылись двери лифта и появилась – кто бы вы думали – Викки Хиллер собственной персоной, улыбающаяся, уверенная, жизнерадостная. Она шла прямиком к кабинету самого Баннера.
– Доброе утро, джентльмены, – кивнула Викки мужчинам на ходу. – А знаете, почему оно доброе? Потому что именно сегодня я намерена потребовать от Теодора Баннера, чтобы мои коллеги относились ко мне с должным уважением, или я увольняюсь сию же секунду!
Решительно тряхнув головой, она вошла в кабинет Теодора Баннера и закрыла за собой дверь.
Мужчины вытянули шеи, прислушиваясь. Но ничего так и не услышали.
Что в принципе не имело значения.
Улыбки вернулись на их лица, и они медленно направились каждый в свой кабинет.