Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В кабинете было тихо и пусто – слишком тихо и слишком пусто для благостного спокойствия. Старов, в панике позвонивший начальнику около получаса тому назад, до Управы ещё не добрался – а может, добрался, но не пожелал заглядывать в отдел после визита в виварий. Верховский подумывал его отругать: в конце концов, уравновешенный и неторопливый на мысль и дело Михаил должен был тормозить ретивого напарника на крутых поворотах, – однако отказался от этого намерения. Парни уже достаточно наказаны. Надо бы и на Старова натравить медиков, просто чтобы убедиться в его благополучии…
Верховский отложил с клавиатуры присланный минувшим днём отказ во встрече с Громовым и разбудил дремлющий компьютер. Он с трудом представлял, сколько осталось времени до того, как владельцы «Технологий» свяжут взлом с его отделом – а значит, поймут, что им сели на хвост. Он должен успеть раньше. Давая Зарецкому добро на нахальную вылазку, он недооценил риски, но посыпать голову пеплом можно и потом, а пока надо выжать максимум из того, что добыли его младшие офицеры…
Рецептуры, протоколы испытаний, тонкости процесса изготовления – всё это бесценные улики, но прямо сейчас важно другое. Вот полуистлевшая, присыпанная синевато-серебряной пылью рукописная заметка: «…отличный, несмотря на присущую нежити невосприимчивость…», «…самостоятельно преодолел около километра, но несколько раз упал…», «…сложно сказать, на чём он зациклился, надо подумать об искусственном создании сильного впечатления…», «…вышел из-под контроля, больше убивал, чем утолял голод…», «…в итоге не выдержал бурного протекания реакции, ткани очень быстро начали деградировать…», «…заметили и выслали наряд, но шеф сказал, что придумает, как обернуть это себе на пользу…» Дата – июнь позапрошлого года, сходится идеально. Верховский-то думал, в злополучном сквере поработало умертвие, но выходит ещё хуже: нежить, получившая дозу некромантского зелья. Если найдётся автор записки, правосудие без колебаний казнит его по первой статье. Зарецкий прав: какие бы благие цели ни приследовали эти экспериментаторы, в их опытах гибли люди. Но если сейчас впопыхах напортачить, то давать смертельную заведомо ложную клятву угрюмому сотруднику магбезопасности будет рядовой исполнитель. Надо добраться до зачинщиков.
И, кстати, о них. «Обернуть себе на пользу» – это наверняка о кляузе в «Московском зеркале». Верховский без труда отыскал её копию в открытом архиве. Очередной ушат помоев, один из многих, вылитых на Управу за последние годы. Обличитель – хозяин доброй трети московской колдовской фармакологии, приснопамятный Дмитрий Оленин; Ярослав упоминал о нём, докладывая о беседе с бывшим научником. Это он – загадочный «шеф»? Соблазнительная версия, но вряд ли верная. Слишком уж открыто подставился. Он либо внутри сговора, либо просто подвернулся под руку. Верховский поискал подпись автора статьи и нашёл, разумеется, только невразумительный псевдоним: «П.В.О., апологет». Искать человека по инициалам – гиблое дело даже в тесном сообществе, а они ведь тоже могут оказаться взятыми с потолка. Было бы хоть указано, чего он апологет, этот «П.В.О.»… К лешему. Сейчас только время зря уйдёт на эти поиски. Слишком мелкий кусочек головоломки.
Несколько подписанных соглашений на поставку «сырья». Надо думать, того самого, подходящего. Это не в юрисдикции Управы, но до полиции дело не доведут. Кому охота посвящать коллег-минусов в дурно пахнущие подробности? Те и так косо смотрят на потайное государство в государстве. И кражу подлежащих уничтожению лабораторных приборов следствие разве что пришьёт в самый конец обвинений, так, для порядка. Леший, кто-то ведь уволок эти ящики прямиком из-под носа у научников! А те, небось, и рады: спасли из-под пресса обожаемую технику. И что с ними, с такими, делать? Увольнять с позором? Так они ведь из лучших побуждений…
Старая, пожелтевшая, хрупкая безо всяких чар бумага, ещё на машинке отпечатанная. Недлинный список фамилий. В углу от руки написано: «Вытащи мне всех, кого сможешь, пока их не упекли в подвалы!» Эта короткая пометка болезненно царапает память. Что-то связано со списком и с надписью, что-то малоприятное, но воспоминание словно бы упрятано за мутным бронированным стеклом – ни разглядеть, ни разбить преграду… Кого должны были упечь в подвалы? Зачем?.. Фамилии сплошь незнакомые: Лисицын, Третьяков, Панина, Балашова, Рябов… Верховский до боли сжал пальцами виски, отгоняя некстати накатившую мигрень. Что за леший? Неужто брезжущее озарение – его наивысший триумф, и проклятие потихоньку вступает в силу? Нет, чушь. Но что он помнил про Рябова? Помнил, помнил и забыл… Это было чудовищно важно – и вот так запросто выскользнуло из памяти? Разум, как разъярённый упырь, раз за разом бросался на непробиваемую преграду, тщетно силясь добраться до вожделенного воспоминания. Упырь злился. Стекло держалось.
Подвалы. Рябов. «Вытащи мне всех…» Вот именно: «вытащи мне всех», безотказная электронная память. Что забыл прихрамывающий извилинами начальник магконтроля, то помнят надёжно спрятанные в недрах Управы серверы. С верхних этажей не достучаться до защищённых служебных архивов, но есть, по крайней мере, база досье всех одарённых, кто хоть как-то отметился в столице за годы ведения учёта. А в ней есть Рябов. Маг-теоретик при одном из специальных институтов. Осуждён за… за нелегальное… наставничество… Не казнён, но… умер в самом конце тысячелетия… У него была квартира на юго-востоке Москвы – и ещё сосед… Сосед и ученик, Владислав Журавлёв, которого Верховский тщетно пытался изловить, пока начальство не запретило…
Леший! Как можно было забыть?
Поработать в «Технологиях будущего» – или их предшественниках – Рябову не довелось, он ненадолго пережил свой институт. Вот Журавлёв – тот мог… Хоть бы и в отместку за гибель наставника. И ещё – боль с новой силой вспыхнула в висках – был сумасшедший разоритель кладбищ, от которого так и не добились ничего внятного. Что, если этот тоже принадлежал к экспериментаторам?.. Верховский сердито тряхнул головой, пытаясь вернуть себе здравомыслие. Дед нёс такую ахинею… Проще предположить, что это на нём испытывали
