– А вот уж это – нет, – усмехнулся Никифор. – Не по закону. Где в «Эклоге» сказано, что кто-то должен отвечать за чужие деяния? Мы ведь никого в трюме на запирали?

Хельги между тем подошел к борту судна и тихо сказал:

– Все в порядке, парни. Не надо злиться и метать стрелы.

– Не будем, – так же тихо отозвались откуда-то снизу. – Хотя уже собирались. Да только вот там, на мачте, – Ирса. Как ее-то предупредить?

Хельги оглянулся на внимательно прислушивающегося к разговору Ирландца, показал на верхушку мачты, где и впрямь, если хорошо всмотреться, угадывалась темная прильнувшая к перекладине фигура.

Конхобар, кивнув, подошел к мачте и что-то громко произнес по-хазарски.

– Что он говорит? – оглянулся Овидий.

– Молится, – кратко пояснил князь.

Все трое и примкнувшие к ним матросы покинули судно, испытывая весьма противоречивые чувства: огорчение от потери товара и корабля и радость оттого, что все так легко закончилось.

– Ну, что? – Проводив взглядом удаляющуюся процессию – помощника эпарха с секретарями – князь оглядел воинов.

– Они пришли внезапно, князь, – шмыгнул носом Твор. – Все, как ты и велел, работали в трюме, лишь у сходней стоял страж, Ждан. – Десятник бросил уничтожающий взгляд на безусого юношу, совсем еще отрока.

Тот смутился, покраснел и, такое впечатление, вот-вот собирался заплакать.

– Они подошли, спросили, почему на мачте флаг, я повернулся, чтобы посмотреть, и…

– Тюря ты, тюря! – сплюнул на землю Твор. – «Посмотреть»! Хорошо хоть все так закончилось…

Ждан уткнулся взглядом в землю и, казалось, готов был провалиться со стыда.

– Ладно, – Князь тихо засмеялся. – Чего встали? Разжигайте костер – обсушитесь, да и поедим, что послали боги.

Команда бросилась врассыпную – собирать пригодные для костра палки, обломки кораблей и бочек – мусора у причалов хватало. Вскоре между складами весело запылал костерок, забулькала в котелках вода – слава богам, догадались прихватить с покинутого судна кое-какие припасы. Тихо было кругом, темно, звездно. Прятавшаяся за кипарисами луна освещала полную кораблей гавань, где-то в отдалении вдруг зазвучала удалая песня – видно, возвращались на корабль подгулявшие матросы. Далеко в море виднелись огни – горели кормовые светильники стоявших на рейде дромонов. Один, два… десять… двадцать пять… сорок… бессчетно!

– Силища, – с уважением произнес князь. – Надеюсь, Вятша с Хаснульфом сообразят, что суда могут высадить десант.

– Сообразят, – улыбнулся Твор. – Не знаю, как Хаснульф, а воевода Вятша – он умный.

Выставив часового – Ждана, пусть исправляется! – улеглись спать, подстелив под себя плащи. Лишь Хельги с «компаньонами» да примкнувший к ним Твор еще долго сидели у костра, размышляя. Честно говоря, они очень рассчитывали на выручку от продажи жита. Да и корабль тоже можно было бы продать, – впрочем, чего уж теперь рассуждать об упущенных возможностях? Думать надобно о другом – как быть дальше? Пока что-то ни с чем не везло – ни с постоялым двором, ни с судном. Можно было, конечно же, остановиться где угодно – уж чего-чего, а постоялых дворов в столице хватало, – однако хотелось сделать это, не привлекая особого внимания. Хельги сильно подозревал, что отыскать друида вряд ли удастся под личиной купцов – не так все просто, возможно, потребуется надевать новые маски, тогда придется менять постоялый двор – а это расходы, и самим что-то кушать надо, и воинам – бывшим матросам. А солидов, между прочим, осталось мало, да и те, как подозревал Хельги, возможно, уйдут на взятки алчным имперским чиновникам. Следовало придумать, как добыть средства. На первое-то время, конечно, должно было хватить, но потом… Никифор предложил пока поселиться в предместье, в монастыре святого Мамы, где обычно жили купцы-русы.

– Держать руки в гнезде гадюк? – резко возразил Ирландец. – Да там наверняка соглядатай каждый второй, не считая каждого первого.

Ведь за нашими купцами ведется неусыпный присмотр, и ты, князь, прекрасно о том знаешь.

– Сейчас там наших нет, сезон закончен, – пояснил Никифор. – Обитель открыта для паломников.

– Да уж, – подумав, согласился Хельги, – лучше всего прятать свечу под солнцем. К тому же там, верно, дешевле… Где бы только раздобыть рясы?

– Купим, – заверил Никифор. – Здесь все купить можно, звенели бы в кошеле монеты.

С раннего утра, когда первые лучи еще жаркого октябрьского солнца золотили кипарисы и оливы предместья, к стенам монастыря святого Мамы подошла процессия из тринадцати монахов в длинных черных рясах с наброшенными на головы капюшонами. Остановившись у часовенки при обители, сняли капюшоны и принялись истово молиться, после чего поклонились и направились к воротам…

– Мир вам!

– И вам мир, божьи странники, – ласково ответил вышедший навстречу монах. – Что привело вас в обитель?

– Ищем приюта и милости Господа, – скромно сообщил Хельги, стараясь не слишком шнырять вокруг любопытным взглядом.

– Мы из Каппадокии, – пояснил Никифор. – Идем в Иерусалим, поклониться гробу Господню.

– Долгий путь, – закивал монашек. – И благостный.

Все перекрестились, лишь незадачливый Ждан забыл – засмотрелся на сидевших на кипарисе ворон, пришлось Твору хорошенько двинуть отрока кулаком в бок. Чтоб не забывался.

– Проклятые язычники-русы задержали нас на нашем пути, – продолжал Никифор. – Придется ждать, пока не изгонит их непобедимое воинство базилевса.

– Дай-то Бог, это случится скоро, – снова перекрестился привратник. – Что ж вы стоите? Проходите во двор, проведу вас к отцу-келарю.

Отец-келарь, бойкий жукоглазый чернец с круглым, как блин, лицом, хитрым и каким-то масляным, потряс висевшими на поясе ключами и пригласил представителей странников в свою достаточно просторную келью.

– Приюта? Конечно-конечно, божьи люди. Предоставим вам гостевые покои, они все равно пустуют. Нет-нет, какая плата, что вы! Страждущего – приюти, так ведь сказано, нешто мы будем идти против Господних заповедей?

– Так, значит, не нужно ни за что платить, ни за кров, ни за пищу? – дотошно уточнил Ирландец.

– Ну конечно же не нужно! – перекрестившись на висевшую в углу икону, истово заверил келарь. Масляные глазки его прищурились. – Только вот в чем дело… Обитель наша не богата, сами видите. Братия невелика, крыша прохудилась, и…

– Мы охотно пожертвуем все, что у нас есть, – тут же заверил Хельги. И, вытащив кошель, высыпал на стол солиды и денарии, мысленно хваля себя за предусмотрительность – большая часть денег находилась у Никифора.

– Вот и славненько! – бросив косой взгляд на монеты, обрадовался монах. – Прошу, идите за мной, покажу вам гостевые кельи.

Кельи оказались так себе – маленькие, сырые, темные, – впрочем, это было все же лучше, нежели ночевать на улице. Быстро расположившись, Хельги разрешил воинам отдыхать, строго-настрого наказав не забыть сходить к вечерне. Сам же улегся спать на узкое ложе, велев до утра не