полуострове располагались какие-то приземистые здания, сложённые из мягкого серого камня, видимо, торговые склады. От городских ворот к складам вела мощеная дорога, по которой в обе стороны двигались запряженные волами повозки с тюками. Тут же, у причалов, ошивались и мелкие торговцы: водоносы, лепешечники, рыбники и продавцы совсем уж дешевых «девочек», самая молодая из которых, судя по изможденному виду, разменяла не иначе как пятый десяток. Хельги машинально попятился, когда подобная гетера вдруг протянула к нему дрожащие узловатые руки.

– Давай погадаю, красавчик.

– Да я и сам гадальщик хоть куда, – усмехнулся князь – «торговый компаньон Хаки Сурожец».

Едва «Гонец Гнева» пришвартовался у причала, вся троица – Хельги, Никифор и Конхобар Ирландец, – оставив судно под присмотром десятника Творимира, поспешно направилась в город – нужно было успеть как можно скорее, желательно до наступления ночи, отыскать постоялый двор Филофея Мамоны. Жаль, не догадались спросить о том у таможенника. Исправляя эту ошибку, все трое теперь старательно наводили справки у каждого встречного-поперечного. И пока безуспешно, что, вообще-то, было вполне объяснимо – порт все-таки, полно чужестранцев.

– Постоялый двор Филофея Мамоны? – блеющим козлиным голоском переспросил нищий – неприятного вида старик, беззубый, тощий и грязный, с волосами, сбившимися в плотный колтун. – А за-че-е-ем вам туда-а-а? Вы, ве-е-ерно, приезжие?

– Да, сугдейцы.

– О, Сугдея, Сугдея. – Старик мечтательно закатил глаза. – Там, наве-е-ерное, много хорошеньких славянских девок? Таких бе-е-е-леньких, пухлозадых…

Старик подобрался, в ужасе взглянув на ворота, откуда вдруг показался небольшой хорошо вооруженный отряд воинов, направившийся в гавань быстрым, решительным шагом.

– Ой, нехорошо, – убегая, проблеял нищий. – Видно, опять облава.

Троица «компаньонов» озадаченно застыла на середине дороги.

– Не слушайте вы его, – подойдя, сказала красивая молодая девка, смуглявая, с напомаженным ртом и выбеленными, тщательно завитыми локонами, картинно падающими на лоб. Из одежды на ней был лишь короткий хитон до колен, почти не закрывающий грудь. Впрочем, груди-то как раз и не было!

– Так ты парень? – удивился князь.

– Ну да. – Незнакомец усмехнулся.

– Ты что-то сказал про старика?

– Про какого старика? А, Андромидис. Трус, каких мало. – Юноша проводил взглядом прошагавших мимо воинов и понизил голос: – Вы интересовались заведением Феофила Мамоны? Думаете, вам скажут?

– А ты, я вижу, знаешь, где это? – внезапно рассердился Ирландец, крепко схватив парня за плечо. – А ну, веди!

– Эй, полегче! Полегче, – вырвался незнакомец.

– Пусти его, Конх, – приказал князь и вытащил золотой солид с портретом императора Михаила Исавра. – Так ты и в самом деле знаешь, где тот постоялый двор?

– Ну, у него не совсем постоялый двор… но что-то вроде. – Солид исчез в складках туники. – Сейчас за воротами увидите улицу – на ней свернете налево, затем направо, увидите где – там большая площадь, форум Быка. От него все прямо и прямо, через форум Аркадия, до самой стены Константина. Потом по дороге к воротам Силиври. И там около статуи Афродиты Танаисской будет узкая дорожка, через сад и помойку… Ну, а как пройдете помойку, увидите трехэтажный дом за глухим забором. В заборе калитка с рисунком – синим сердечком, не перепутаете.

– Смотри, коли соврал…

– Ага, уже испугался… Найдете вы меня, как же! Пока, провинция! – Нагловато рассмеявшись, парень смешался с толпой грузчиков и матросов.

– Запомнил, Никифор? – оглянулся Хельги.

– Да запомнил, – пожал плечами тот. – Чего ту запоминать-то? Две площади, стена Константина, статуя… Я ж в этом городе жил целый год! Ну, что стоим-то? Идем.

У ворот пришлось сунуть стражникам по серебряному денарию – а как же, – и вскоре «компаньоны» оказались на просторной площади, щедро украшенной статуями из разноцветного мрамора. Галдящий народишко, почти весь, несмотря на жару, в плотных туниках и надетых поверх них талерах – накидках с широкими рукавами, с крайне деловым видом шатался от портика к портику.

– Мелкие чиновники, писцы, – кивнул в их сторону Никифор. – Здесь у них нечто вроде места для найма на службу.

– Ишь, шантрапа, а вырядились, будто бояре. – Ирландец презрительно усмехнулся. – И не жарко же им!

Путники миновали старинную стену Константина и, немного пройдя по прямой улице, свернули на запах помоев. Там уже начинались окраины, те еще райончики, напрочь лишенные респектабельности и блеска центральных или прилегавших ко дворцу базилевса кварталов. Да и народ попадался все реже – какие-то забулдыги, подмастерья, слуги. Дальше улица и вовсе стала безлюдной, постепенно превратившись в неухоженную аллею, по обеим сторонам которой буйно росли олеандры и колючие кусты акации.

– Дом! – Ирландец первым увидел прятавшийся за деревьями трехэтажный особняк за глухим забором. На небольшой ведущей во двор калитке было нарисовано синее сердце. – Смотри-ка, не обманул парень.

Пройдя вперед, Хельги постучал в дверь.

– Кто? – нелюбезно осведомились со двора.

– Из Сугдеи, с письмом к господину Филофею Мамоне.

– С письмом?! – Дверь отворилась, высунувшийся оттуда верзила в узкой темно-синей тунике посторонился, пропуская гостей.

– Что там такое, Наврис? – По мраморным ступенькам крыльца спускался вальяжный господин с черной окладистой бородою и благородной сединой на висках, одетый в изысканно расшитый талар, длинный, до самой земли.

– Говорят, что из Сугдеи, с письмом, – доложил верзила.

– Из Сугдеи? – Хозяин постоялого двора – а это, по всей видимости, был именно он – бросил на гостей быстрый пронзительный взгляд, очень-очень неприятный, так смотрят наемные убийцы, примериваясь нанести смертельный удар. – Давайте мне письмо…

Он недоверчиво развернул протянутый Никифором список, вчитался. Лицо его неожиданно подобрело.

– А, Евстафий Догорол… Слышал про такого, но не знаком лично. Однако слышал от хорошего человека, а его друзья – это и мои друзья. Что же вы стоите? Проходите в дом, сейчас все организуем.

Вслед за подобревшим хозяином гости поднялись по крыльцу в дом и оказались в небольшой полутемной зале, откуда вели лестницы вверх.

– Вам, господин, туда, в «золотые» покои. – Неожиданно обернувшись, Филофей Мамона улыбнулся Хельги. Потом взял за руку Никифора. – А вам – туда, в «розовые», ну а вам, мой господин, – он повернулся к Ирландцу, – в «голубые»…

«Компаньоны» переглянулись.

– А нельзя ли нам остаться вместе? – попросил осторожный Никифор.

– Вместе? – Хозяин удивленно вздернул левую бровь. – Никогда с таким не встречался. Ну что ж, желание гостей – закон. Ждите, мои господа. Думаю, ваше ожидание не будет слишком уж долгим.

С какой-то неприятной, чересчур уж сладкой, улыбкой хозяин постоялого двора поклонился в пояс и тихо исчез за портьерой. И почти сразу же где-то совсем рядом заиграла тихая музыка, появились, вплыли танцующие фигуры в просторных хламидах. Три – по числу гостей. Подняв тонкие руки кверху, закружились в хороводе, постепенно освобождаясь от одежд… Блеснули голые плечи… Одна из фигур вдруг уселась