В таком способе бытия человек самоовеществляется в своем порыве «быть как все», каждый оказывается другой и никто не он сам, существует публично, есть никто. Тем самым бытие человека в мире вещей, которые являются сподручным средством для его вхождения в мир, и людей разрушает его (человека) интимное отношение к бытию, превращая его в простую вещь среди других вещей, уравнивая все бытийные возможности и снимая ответственность с повседневности присутствия. Такое растворение в вещах и людях Хайдеггер именует «бегством» от самого себя, которое ведет прочь от подлинного бытия. Характер бегства имеет разомкну- тость бытия, фундированная в страхе.

Страх и делающий его возможным ужас рассматриваются Хайдеггером в качестве онтологической «отмычки» к Dasein в бытии-в-мире, которому присуща такая первоначальная черта как расположенность {настроенность), ибо существование всегда как-то «настроено». Такой решающей основной расположенностью, в которой обнаруживает себя трансцендиро- вание Dasein в бытие-в-мире, как раз и выступает страх {«ужас»), который «ставит перед „ничто44»[1712].

Страх размыкает, обнажает Dasein. В страхе человек есть для себя, мир становится неважным, несущественным. В страхе человек становится g одиноким и тем самым приходит к самому себе, выступает как существо, проектирующее себя в отношении своих возможностей. В этом самопро- ектировании относительно возможностей, в отношении возможности н своего бытия заключается существование человека. Как раз таким суще- ! ствованием человеческая жизнь радикально отличается от жизни живот- i ной. В проектировании себя относительно своих возможностей заключена свобода человека: решиться прожить свою жизнь по-настоящему или подчиниться господству массы, а тем самым погубить свою собственную жизнь, — в каждом случае он выбирает свободно. Однако человек выби- ! рает в пределах фактического своей экзистенции. Будучи заброшенным в этот мир, человек проектирует себя относительно своих возможностей. Под заброшенностью Хайдеггер понимает существование в пределах L данных обстоятельств и отношений. Ситуация, в которую заброшен чело- | век, есть предначертанная судьбой необходимость, в которой ничего; нельзя изменить.

I Стало быть, самопроектирование означает свободный выбор человека • в пределах своей заброшенности. Человек может в границах своей заброшенности, своей судьбы выбирать себя, тогда он живет подлинно. Или он может избрать господство «безличного», тогда он отказывается от своего подлинного существования. В этом смысле самопроектирование в отношении возможности бытия означает направленность человеческой жизни на будущее. Следовательно, существование всегда относится к чему-то будущему, оно имеет временной характер. Так мысль Хайдеггера выходит на временность как основополагающую возможность уразумения бытия сущего, которое должно быть осуществлено фундаментально-онтологической аналитикой Dasein.

Конкретное прояснение заботы как временности, в которой конституируется бытийный смысл человеческого Dasein, — следующий решающий шаг экзистенциальной аналитики. Суть его сводится к мысли, что понимание бытия становится возможным только на основе временности. В этой перспективе Хайдеггер считает возможным обосновать свой основной тезис: «горизонт, из которого вообще становится понятным нечто такое, как бытие, есть время»621. Интерпретация Dasein как временности и есть собственно цель фундаментальной онтологии, открывающей фундаментально-онтологический смысл вопроса о времени в «Бытии и времени», определение которого складывается из спонтанного понимания бытия. Таким образом, содержание метафизики Dasein, которое разворачивает себя в фундаментальной онтологии, определяется, по сути, решением проблематики бытия и времени, прояснению которой Хайдеггер и посвятил свой главный философский труд[1713] [1714]. Временность есть для Хайдеггера исходная онтологическая основа экзистенциальности бытия, его исходный бытийный смысл. Лишь из нее делается экзистенциально понятной структурная целостность («целость») Dasein, возможен набросок смысла бытия вообще. Потому прояснению временности он посвятил весь второй раздел своей книги «Бытие и время».

Целостность бытия — Dasein, по Хайдеггеру, не достигается заботой как подлинной возможностью бытия, ибо ею не исчерпывается вся сущность Dasein. Она предполагает позитивный анализ и других феноменов экзистенции, к числу. которых он относит прежде всего бытие к смерти. Тема смерти оказывается ключевой в экзистенциальной интерпретации времени. Только в онтологии смерти видится Хайдеггеру возможным решение вопроса о времени, в горизонте которого осуществляется набросок смысла бытия вообще и целости бытия-Dasein в частности.

Своей онтологии смерти он предпосылает положение о том, что наряду и до биологической смерти имеется экзистенциальная интерпретация ее. Экзистенциальное понятие смерти не исчерпывается ее повседневным понятием, а также смертью в биологическом смысле. Хотя смерть других есть, по словам Хайдеггера, «тоже больше-не-присутствие в смысле болыпе-уже-не-бытия-в-мире»[1715], все же она не раскрывает нам экзистенциального смысла собственной смерти.

В лучшем случае на смерти других можно постичь на основе сопереживания бытийный феномен перехода сущего из бытийного рода жизни к смерти. Смерть здесь приоткрывается как утрата, но больше как такая, которую испытывают оставшиеся в живых. Но в этой утрате им недоступна утрата бытия как такая, какую «претерпевает» умирающий. Говоря словами Хайдеггера, нам, живым, недоступен «онтологический смысл умирания умирающего как бытийной возможности его бытия»[1716]. И хотя к бытийным возможностям бытия-в-мире относится заместимость одного бытия другим, всё же в бытии-к-смерти такая возможность замещения невозможна. «Никто, — подчеркивает в этой связи Хайдеггер, — не может снять с другого его умирание… Смерть, насколько она „есть44, по существу всегда моя»[1717].

Бытие человека, пока оно есть, не завершено. Оно завершается смертью. Собственной смертью, как известно, завершается жизненный путь любого человека. В этом смысле смертность —- экзистенциальная конечность человека, всё бытие которого проходит под знаком смерти, оно есть бытие-к-смерти, иными словами, смерть есть предстоящая возможность. Однако смерть не предстоит так, как многое предстоит в повседневной жизни: встреча с любимой, ремонт дачного дома и т. п. У предстоящей смерти бытие иного рода: она предстоит, по словам Хайдеггера, «как возможность больше-не-способности-присутствовать». И далее: «Смерть) есть возможность прямой невозможности присутствия… смерть открывается как наиболее своя, безотносительная, необходимая возможность».