— Чего? — ответил Томми.

— Мне кажется, вам нужно питаться, — сказала Эбби, откидывая капюшон и предлагая свою шею. — А мне пора идти. Мне нужно в «Уолгринз» и на автобус домой успеть, пока у родительского блока не разовьется критицизм. Так что валяйте. Я готова. — Она закрыла глаза и часто задышала, словно готовясь пережить боль. — Берите меня, Хлад. Я готова.

— Правда? — спросил Томми.

Эбби открыла один глаз.

— Ну да.

— Ты уверена? — Томми никогда раньше не кусал чужих женщин. Не называется ли это «ходить налево»? А если весь секс этого дела встанет на дыбы, как было с Джоди? Такая активность способна прикончить нормальную человеческую женщину, а кроме того, он был вполне уверен, что Джоди такого не одобрит. — Ну, может, чуточку из запястья.

Эбби открыла оба глаза и закатала рукав.

— Разумеется, чтобы не оставлять отметину носферату. — Это слово она прошипела: нассс-ссссс-фи-ра-ту. Будто говорила по-змеиному.

— О, никаких отметин не останется, — сказал Томми. — Заживет мгновенно. — Он уже чуял, как в нем подымается голод, клыки давили и раздвигали нёбо.

— Правда?

— Ну еще бы, Джоди меня каждую ночь кусала, пока я не превратился, а в магазе никто ни разу не заметил.

— В магазе?

Ой.

— Въ «Лабазъ дръвнъй овсянкi i пiявокъ», гдъ я работалъ — въ стародавнiя днi.

— А я думала, вы владыка.

— Ну-у… да, владыка, разумеется, владел лабазом — и крепостными кое-какими, кухарками там… Кухарок мне вечно не хватало — но и в лабазе смену-другую трудился, не брезговал. Ну, там — помочь овсянку размешивать, пиявок инвентаризовать. Крепостные же крадут без зазрения совести, за ними глаз да глаз нужен. Ну, хватит о делах, давай уже кормиться.

Он взял ее за руку, поднес запястье к губам — и остановился. Она смотрела на него, как бы вздев одну бровь, и в брови этой было серебряное колечко, отчего она смотрелась еще недоверчивее обычной брови.

Томми выронил ее руку.

— Знаешь, может, тебе и впрямь лучше домой, покуда ни в какие неприятности не попала. Я бы не хотел, чтоб моему клеврету объявили комендантский час.

Эбби заметно оскорбилась.

— Но Владыка Хлад, неужто я вас оскорбила? Неужто я недостойна?

— Ты смотрела на меня так, будто считала, что я тебе мозги ебу, — сказал Томми.

— А не ебете?

— Ну, нет вообще-то. Это улица с двусторонним движением, Эбби. Я не могу просить твоей верности, не давая взамен своего доверия. — Он сам не верил собственным ушам — что за белиберда способна срываться с его уст.

— А, ну тогда ладно.

— Завтра ночью, — произнес Томми. — Я высосу тебя чуть ли не до смерти, честное слово. — Поди знай, что тебе в жизни придется говорить вслух.

Эбби опустила рукав.

— Ладно. Вы сможете остальное сами перенести?

— Еще бы. Вампирская сила. Тю. — Он рассмеялся, махнув на тяжеленные бронзовые статуи так, словно они были легче перышка.

— Знаете, — сказала Эбби, — дядька и черепаха клевые, а вот эта тетка — от нее лучше избавиться. Похожа на шалаву.

— Считаешь?

Эбби кивнула.

— Ну. Может, церковь есть какая-нибудь или что-то, куда ее можно пожертвовать. Типа, смотрите, ведь вы не хотите, чтоб ваши дочери такими выросли. Ой, извините, Владыка Хлад, я не хотела оскорбить вас словом «церковь».

— Да нет, я не обиделся, — сказал Томми. — Пойдем, я тебя к выходу провожу.

— Спасибо, — ответила Эбби.

Он спустился с нею и придержал дверь на улицу, а в самую последнюю минуту, уже совсем уходя, Эбби вдруг развернулась и поцеловала его в щеку.

— Я вас люблю, Владыка Хлад, — прошептала она ему в самое ухо. После чего побежала прочь по улице.

Томми почувствовал, как заливается румянцем. Хоть и мертвый, а жар к щекам приливает. Он развернулся и потрюхал вверх по лестнице, чувствуя на себе бремя всех четырех, а то и пяти сотен лет жизни. Надо поговорить с Джоди. Ну сколько можно искать одного пьяного мужика с гигантским котом?

Из кармана он выковырял сотовый телефон и набрал номер того, который дал Джоди. И услышал, как тот звонит ему с кухонной стойки.

Император сидел на скамье из черного мрамора сразу за углом большого оперного театра. Ему было мелко и стыдно — и тут он увидел, что к нему направляется рыжая красотка в джинсах. У Фуфела случился приступ лая, и Император схватил бостонского терьерчика за шкирку и сунул в широченный карман пальто, чтоб успокоился.

— Храбрый Фуфел, — произнес старик. — Желал бы я сам являть такую страсть, пусть она даже будет страхом. Мой же страх слаб и влажен, мне едва хватает крепости духа с честью сдаться.

Ему так было с тех пор, как он увидел Джоди у лавки старьевщика, где она предупредила его насчет хозяина. Да, теперь он точно знал, она — нежить, изверг-кровосос… хотя, с другой стороны, не очень-то она изверг. Она была Императору другом — хорошим другом, притом даже после того, как он предал Томми Животным. Император чувствовал на себе взор Города, чуял его разочарование. Что есть у человека, кроме характера? А что есть характер, если не мера самого человека, взвешенного против его друзей и врагов? Великий город Сан-Франциско качал головой — ему было стыдно за Императора. Его мосты укоризненно горбились в тумане.

Он вспомнил дом где-то — и такой же взгляд темноволосой женщины. Но, к счастью, мгновенье спустя воспоминание это стало призраком, а Джоди уже наклонялась почесать за ухом верного Лазаря, коего ее присутствие никогда не ажитировало так, как его пучеглазого собрата: тот даже теперь неистово елозил в шерстяном кармане.

— Ваше Величество, — произнесла Джоди. — Вы как?

— Никчемен и слаб, — ответил Император. Она и впрямь очень симпатичная девушка. Никогда не обижала ни одной живой души — это он точно знал. Ну что он за хам такой.

— Грустно это слышать. Вам хватает еды? Тепло ли?

— И часа не прошло, как мы с гвардейцами победоносно одолели отварную солонину на хлебе из опары размерами со здорового младенца, спасибо.

— «Кайфейня Томми»? — улыбнулась Джоди.

— Он самый. Мы недостойны, однако подданные о нас заботятся.

— Не говорите глупостей, всего вы достойны. Послушайте, Ваше Величество, вы не видели случайно Уильяма?

— Уильяма с огромным и давеча выбритым котом?

— Точно.

— А как же — не так давно пути наши пересеклись. Он был в винной лавке на углу Гири и Тейлор. Казалось, весьма предвкушает приобретение скотча. Был гораздо энергичней, нежели я за ним замечал последние годы.