Спустя полчаса Льюис взял в руки карту и понял, что смотрит на туз простофиль. Да, это был он. Вместо ромбов или сердец на карте красовались початки кукурузы и зеленый перец. Посередине был изображен глуповатый парень в черной ермолке с широкой тульей, похожей на те, в которых профессора приходят на выпускные. На ермолке виднелась кучка мороженого, и профессор пробовал его, подцепив на указательный палец.

Льюис продемонстрировал карту остальным.

– И точно он! – воскликнул Джонатан. – Туз простофиль! Я бы его тоже сразу узнал. И что же это значит?

– Это значит, что теперь ты должен приклеить его ко лбу на жевачку. Держи, – Льюис добросердечно протянул дяде пожеванный комочек.

– Ужасно тебе благодарен, – ответил Джонатан и прижал ко лбу карту. – Что теперь?

– Согласно инструкции, теперь тебе нужно пойти переодеться и принести нам бильярдный шар с номером восемь.

– Хм. Точно. Я так рад, и все такое прочее. До встречи, друзья.

Джонатан ушел наверх. Он долго не спускался – так долго, что фисгармония от скуки начала наигрывать «Навеки полосы и звезды». Миссис Циммерманн постукивала пальцем по столу, а Льюис, как и всякий раз, когда кого-то ждал, щупал боковушки кресла, раскачивался взад-вперед и мотал ногой.

– Ну, вот и я!

Миссис Циммерманн и Льюис посмотрели вверх. На лестнице стоял дядя Джонатан в накидке из стеганого одеяла, с чехлом для тостера, который сшила миссис Циммерманн, на голове, держа в руках маленький круглый черный предмет. Спускался он под мелодию для официальных церемоний, но вскоре фисгармония переключилась на рекламу по радио:

Под этот сомнительный аккомпанемент Джонатан направился к обеденному столу и положил на него черный шар. Этот шар, кроме прочего, мог предсказывать судьбу – такие продавались в магазинах полезных мелочей. Он был заполнен жидкостью, и если его потрясти, то к небольшому окошку подплывала бумажка с предсказанием. Вариантов было только три: Да, Нет и Возможно.

– Что дальше?

– Задай ему вопрос, – сказал Льюис.

– Какой вопрос? – непонимающе уточнил Джонатан.

– Про периметр луны, дурья башка, – взорвалась миссис Циммерманн. – Или где я забыла шляпу, когда ездила на Всемирную ярмарку в Чикаго! Подумай, Джонатан. Что ты хочешь узнать?

– Где часы? – проговорил Джонатан почти шепотом.

Из другой комнаты послышался взрыв механических аплодисментов. Это опять выпендривалась фисгармония. Джонатан через плечо показал ей язык и повернулся обратно к шару. Осторожно и почтительно он взял его в руки. Держа шар как микрофон, Джонатан повторил вопрос:

– Где часы?

Ответа не появлялось. Джонатан тряс шар, пока жидкость внутри не вспенилась.

– Где часы? – закричал он, а затем начал задавать тот же вопрос на греческом, латинском, французском, немецком и среднеегипетском языке. Он так и не добился ответа.

– Французский у тебя ужасный, – прокомментировала миссис Циммерманн. – Дай я попробую.

Накрыв шар уголком накидки, будто от дождя, миссис Циммерманн бормотала на бенгальском, финно-угорском, баскском, древнескандинавском и геэзе. Она применила заклинания раскрытия тайн слюды, которые так любили Региомонтан, Альберт Великий и граф Калиостро. Безрезультатно.

– Можно я попробую? – спросил Льюис слабым уставшим голосом.

Миссис Циммерманн опустила на него взгляд. По расселинам ее морщин стекал пот. Глаза горели.

– Что ты сказал?

– Я спросил, можно ли мне попробовать. Я, конечно, не волшебник, но это ведь мой шар. Я купил его в Чикаго, и…

– Ну конечно! – воскликнула миссис Циммерманн, с силой опустив кулак на стол. – Конечно же! Какие же мы дураки. Как и любой волшебный предмет, он будет слушать только своего хозяина. Вот. Поторопись! – она сунула шар мальчику в руку.

Часы притихли, но теперь тикали быстрее.

Льюис поднял волшебную игрушку к глазам. Его голос был тих и спокоен:

– Пожалуйста, подскажи нам, где часы.

Внутри шара что-то зашевелилось. По очереди показались надписи «Да», «Нет» и «Возможно». Спустя несколько напряженных минут всплыла карточка со словами «Угольная шахта».

– Он сказал, в угольной шахте, – безжизненным голосом проговорил мальчик и опустил голову.

– Можно посмотреть? – мягко попросил Джонатан. Льюис протянул ему шар.

Джонатан поднес шар к свету. Он поморщил лоб, от которого отскочил и упал на пол туз простофиль.

– Да, определенно, тут написано «угольная шахта». Угольная шахта? Шахта? И что это должно означать?

Джонатан разглядывал маленький блестящий предмет. Ему все больше нравилась идея швырнуть дурацкий шар об каминную полку.

Шар внезапно вздрогнул. Джонатан кинул на него взгляд и заметил, что окошко, в котором появляется ответ, пошло пузырями.

– О Боже! Флоренс, смотри. Теперь он говорит, что часы в стиральной машине. Ну что, пора доставать спиритическую доску?

– Подожди-ка, – сказала миссис Циммерманн. – Пузырьки лопаются.

Льюис, Джонатан и миссис Циммерманн, затаив дыхание, смотрели как один за другим взрываются отдельные пузыри. Хлоп. Хлоп. Хлоп. Секунды невыносимо тянулись. Часы в стенах не затихали.

Наконец окошко с предсказанием прояснилось. Надпись гласила: «Угольное хранилище».

– О, отлично! – сказал Джонатан. – Просто прекрасно. Угольное хранилище – это гораздо лучше, чем шахта.

– А у тебя разве его нет? – аккуратно спросила миссис Циммерманн.

Джонатан с раздражением глянул на нее.

– Конечно же нет, Флоренс! Уж ты бы должна знать. Помнишь, когда я перешел на нефтепродукты, я… ой! Ох! – Джонатан приложил обе руки ко рту. – Ой, я, кажется, понял! Пойдемте, скорее. Пойдемте в подвал.

Льюис и миссис Циммерманн проследовали за Джонатаном на кухню. Он открыл дверь в подпол и отпрыгнул, будто получил удар в лицо. Тиканье часов здесь звучало словно раскаты грома.

Джонатан посмотрел на миссис Циммерманн. Его лицо мигом осунулось, а в глазах читался страх.

– У тебя зонтик с собой? – спросил он. – Хорошо. Тогда спускаемся.

В дальнем углу измазанного сажей подвала было старое угольное хранилище. Две его стены составляли доски, прибитые к изрезанным короедами столбам. Две другие стены представляли собой побеленный камень, и у одной из них высилась куча угля. Когда Джонатан только переехал, тут все так и было, и он давно хотел избавиться от этого беспорядка.