Что же это за удивительное здание, где находились одновременно и Дэнцу, и ДНБ, и Домэй, которые едва ли не каждый день посещал Зорге, и Гавас, и Ассошиэйтед Пресс, которых он, как идеологически выдержанный японский журналист, чурался, но где точно так же — почти каждый день — усердно трудился помощник «Рамзая» Бранко Вукелич? «Поистине, оно было бы достойно вывески “Штаб-квартира советской разведки в Токио в 1930-е годы”, если бы сохранилось», — с печальной уже привычкой подумал я и решил проверить. Но… здание сохранилось.

Наверно, каждому токийцу хорошо известна эта постройка в готическом стиле, напоминающая здание Ясуда в Токийском (бывшем императорском) университете, и выложенная коричневой плиткой, как это было модно в эпоху Мэйдзи. Здание, возведенное по проекту архитектора Коити Сато, появилось на юге парка Хибия незадолго до приезда Зорге — в 1929 году, когда самый старый в Японии парк, разбитый в европейском стиле, восстанавливали после Великого землетрясения 1923 года. Построенный за два десятилетия до уничтожившего большую часть Восточной столицы бедствия, парк Хибия сразу стал служить одной из основных презентационных площадок столицы. Увы, это именно здесь уже в 1904 году прошли первые выставки трофейного — русского оружия, захваченного японскими войсками на полях Маньчжурии.

Парк неоднократно перестраивался, и сегодня он уже не такой европейский, как раньше. Три из пяти зон парка ныне выполнены в японском стиле, и только две — в западном. Но даже при этом японские секции распланированы, как говорят садовники, регулярно — по-западному. Все в этом парке симметрично или по крайней мере четко выверено, даже если кажется, что где-то что-то посажено или построено случайно. Практически круглый год цветут цветы, которые меняют в зависимости от сезона, через всю территорию парка проложены тенистые и не очень аллеи, которые хоть немного оживляют слишком уж прилизанную, немного «пластиковую» красоту парка, а жарким буддийским летом дают вожделенную прохладу. Такие же аллеи существовали и семьдесят лет назад, когда величественное здание на окраине парка еще не было культурным центр Хибия. Оно строилось совсем под другие нужды, использовалось журналистами многих стран, и именно здесь Зорге и Вукелич почти каждый день черпали значительную часть той информации, что шла потом в зашифрованном виде в «Висбаден» и «Мюнхен» — Владивосток и Москву. Мы уже знакомы с одной из версий распорядка дня Рамзая, а вот как описывал его начало дня служивший с ним в посольстве Мейснер: «Завтрак у посла вскоре стал традицией. Каждое утро Зорге, просмотрев свежие газеты и побывав в японском телеграфном агентстве “Домэй Цусин”, отправлялся в посольство. Там он знакомился с поступившими за ночь телеграммами о положении в стране и за рубежом. В семь часов утра Зорге являлся на завтрак к Отту и докладывал ему обо всем, что произошло в мире за истекшие сутки. Отт был в восторге от талантливого журналиста, умевшего быстро оценить факты и доложить о них так четко. Никто не мог и подозревать, что все это было только мастерски исполняемой театральной ролью и имело целью добиться расположения единственного на Дальнем Востоке человека, который мог предоставить полную свободу действий в посольстве и открыть доступ ко многим его секретам».

Однако далеко не всегда Зорге отправлялся из Хибия в посольство. Если по каким-то причинам он попадал в «Домэй» во второй половине дня, то нередко, пройдя старыми парковыми аллеями, подходил к коричневому деревянному домику в немецком стиле, который напоминал ему вторую родину — Германию, возможно, тосковал по ней, как кинематографический Штирлиц, собирая листву в Бабельсберге, тосковал о Сибири. Напротив домика есть выход из парка, ведущий в уже хорошо знакомый нам, а еще лучше знакомый когда-то самому Зорге, отель «Империал» и в квартал, где «Рамзай» бывал почти каждый вечер — Гиндзу. И бывал там не один.

Пиво, вино, мотоцикл и женщины — все это были клапаны души Зорге. Через них он выпускал пар, и благодаря им его душа нашла успокоение и память. Кто-то из исследователей, знакомившихся с делом Зорге, сказал, что его показания больше всего походили на путеводитель по ресторанам и злачным местам Токио. Для меня путеводитель по местам Зорге в Токио начался не только с Нагадзака, но и с Гиндзы, с «Кетеля».

Гиндза — главный торговый и развлекательный квартал Токио, а значит, и всей Японии. Бывший в далекие самурайские времена местом расположения цехов и лавок мастеров чеканки монет, ювелиров и оружейников, он сохранил в себе память об ушедшей эпохе в названии: Гиндза — «Серебряное место» или, говоря по-московски, Серебряники, да в неумирающей и неуемной тяге к шопингу. Во времена советской разведки здесь собирались в прямом смысле слова больные люди: психологи описали тогда вспышки «болезни Гиндза», которая возникала у ярых фанатов прогулок по главному всеяпонскому шопинг-центру, если они оказывались по каким-то причинам лишенными этого удовольствия на несколько дней. В японском языке появился даже новый глагол, отражающий особый статус по сути бесцельного, но по ощущениям необыкновенно приятного нахождения на Гиндзе, — «гинбура», то есть «прогулки по Гиндзе». Сейчас это слово почти забыто, да и сам дух гуляния по Гиндзе несколько изменился. Особенно это стало заметно после того, как здесь открылся первый за пределами США магазин «Apple» и проник лидер недорогой одежды в стиле sport-casual — «Uniqlo». Тем не менее и сегодня на Гиндзе можно встретить необычных людей, нередко и молодежь, хранящих в сердце дух гинбура. Однажды передо мной выскочил из переулка, как черт из табакерки, молодой парнишка в джинсах и в футболке, но в старинных деревянных сандалиях гэта-тэнгу с одной высоченной перекладиной, и бодро почапал в сторону бутика «Hermes». Но, конечно, Гиндза — не дневной район, Гиндза — сияющее царство глубокого токийского вечера, когда открываются фешенебельные рестораны, а главное, клубы — знаменитые клубы Гиндзы с их роскошью, уютом даже в небольших, по европейским мерках, помещениях, с баснословными ценами и столь же легендарным сервисом. Основа сервиса — хостес, «хозяюшки». Уникальная японская женская профессия, не имеющая ничего общего с европейскими или американскими хостес, и напрямую восходящая своими генеалогическими корнями к настоящим японским гейшам. Ремесло же гейш, как бы они ни акцентировали внимание неофитов на своем умении развлекать почтенную публику пением и танцами, все же зиждется на совершенно ином мастерстве — искусстве психолога.

Так повелось, что для японского мужчины, в силу особенностей островного менталитета и тысячелетиями складывавшегося образа жизни, недостаточно одной женщины. Жена в японской семье хранит очаг в широком понимании этой метафоры, то есть ведет домашнее хозяйство и воспитывает детей. Японский мужчина справедливо полагает, что на этом поприще его супруга устает достаточно для того, чтобы не теребить ее животными страстями и не будоражить своими рабочими проблемами. Поэтому за сексом мужчина идет к проституткам, а трудности понимания на фирме, взаимоотношений в коллективе, да и с той же женой, обсуждает с другой — третьей женщиной. Понятно, что выйти на такой разговор с бухты-барахты непросто. Куда легче начать его за рюмкой саке или бокалом виски. Вот здесь-то и появлялись на сцене, причем вначале — в буквальном смысле, специально обученные женщины — в старину гейши, а ныне — хостес. Они и разговор могли (и могут!) поддержать на любую тему, и вовремя расслабляющего напитка подлить жаждущему понимания герою. И основной заработок этих женщин — не оклад в заведении (как правило, мизерный), а чаевые щедрого и благодарного за понимание клиента. Конечно, сплошь и рядом случается, что господа-гости путают функции «второй» и «третьей» женщины и обращаются к «хозяюшке» с непристойными предложениями, но так уж устроен мир — ничего не поделаешь, или, как говорят японцы, сиката га най. Да и самой гейше или хостес никак не забыть о том главном, что привело ее в профессию, и что, как мечтается девушке, позволит однажды эту профессию забыть навсегда — о данна, богатом возлюбленном, способном превратить ее из золушки в арендованном кимоно или платье со стразами в принцессу. Гиндза — вечернее царство дорогих хостес, и так было всегда с тех самых пор, как только в двадцатых годах двадцатого же века первые гейши сменили платье на кимоно, сакэ на виски, а танец «прощание с самураем» на танго. Гиндза времен Зорге была местом, где зарождалась новая профессия с древними корнями, и еще совсем недавно следы этого процесса можно было пощупать руками.