Лицо Олега в дверном глазке выглядело незнакомо и странно. Будто не Олегово было лицо. Улыбающееся и в то же время нахмуренное, упертое какое-то. С такими лицами приходят с претензиями интеллигентные и шибко воспитанные соседи, которые совсем ругаться не умеют. Вроде того – извините нас, конечно, господа, но вы (сволочи такие), затопили нашу квартиру по самое ничего. Так что уж позвольте вас побеспокоить, будьте так любезны и все такое прочее, пройдите в ванную (чтоб вы сдохли в этой своей ванной побыстрее) и перекройте там забытые краны. Если вас не затруднит, конечно (и скажите спасибо, что у меня пистолета с собой нет). Марина осторожно покрутила рычажок замка, медленно отступила от двери, дернула за ручку. Взглянула в лицо Олегу немного тревожно, немного с вызовом:

– Привет! На чем записать такое счастье?

– Не понял… Какое счастье? – моргнул Олег непонимающе, устало переступая через порог.

– Да. Тебя всегда выручала эта способность – ничего не понимать. Зачем при шел-то?

– Да… так. Я забыл кое-что.

– Халат, наверное?

– Ага. А как ты догадалась?

– Обижаешь, Олег. Я с тобой двадцать лет прожила, между прочим.

– Да ладно, не заводись…

Он обошел ее осторожненько, как опасный для себя объект, затопал в ботинках по коридору. У дверей гостиной остановился, привлеченный яростными криками футбольного комментатора, прислушался заинтересованно. Потом прошел в комнату, приник к экрану телевизора.

– Какой счет? – не поворачивая головы к Илье, спросил быстро и застучал кулаком по ладони, приговаривая что-то из привычного лексикона рядового болельщика, состоящего из одного междометия «ну» в разных вариациях – то вопросом, то восклицанием, то разочарованным многоточием.

– Три-два. Наши проигрывают, – напряженно ответил Илья, глянул на него удивленно.

– А-а-а… – протянул разочарованно Олег и вяло махнул рукой. – Кто бы сомневался… – Потом, спохватившись, протянул Илье руку, пробормотал, будто извиняясь: – Олег…

– Илья.

– Ага. Илья, значит. Что ж, очень приятно. А Машка где?

Илья пожал плечами, глянул на Марину с немым вопросом. Она тут же пришла ему на помощь:

– Олег! Пойдем на кухню, поговорить надо.

Он глянул на нее непонимающе, вышел следом за ней в коридор, направился прямиком к комнате дочери, взывая на ходу:

– Маша! Маш! Ты чего парня одного оставила? Ты где, Машка?

– Олег! Перестань! Чего ты орешь как ненормальный? Нет ее дома, не приехала еще! Ты зачем пришел, говори? Если что надо, забирай и вали отсюда. Разорался тут… Ой, курица! – вскинулась она заполошно и понеслась прыжками на кухню.

Он двинулся следом, встал в дверях, смотрел голодными глазами, как она торопливо сует руки в варежки-прихватки, как достает противень с масляно-шкварчащей аппетитной курицей.

– Марин… Я не понял, а кто это? Я думал, Машка с югов приехала… Это чей парень, Марин?

– Мой, чей… – обжегши-таки запястье о край горячего противня, досадно проговорила Марина.

Олег посмотрел недоуменно, улыбнулся, потом обернулся зачем-то, потом переспросил то ли весело, то ли с обидой:

– Шутишь?

– Нет. Ничуть.

– И ты… И ты с ним… Так он же пацан совсем! С ума сошла? Он же мальчишка!

– Ну и что? – подняла на него Марина спокойные глаза. – У тебя девчонка, у меня мальчишка. Все в равновесии. Чем я хуже тебя?

– Да нет, конечно… Нет, ничем не хуже, но… Просто странно как-то… – Он запнулся, замолчал, смотрел перед собой мутно и растерянно, будто ткнулся лбом в невидимое препятствие. Потом вдохнул в себя воздуху, наморщил горестно лоб, выдохнул и на следующем уже вдохе проговорил строго и громко: – Марина, а как же Машка?! Ты о дочери вообще подумала? Это что у нас получается? Девчонка будет жить рядом с… с… Но это сплошное дерьмо получается, Марина! А вдруг…

– Ладно, не ори. Без тебя разберемся, – сердито махнула она в его сторону рукой. – Воспитатель пришел, нравственность чужую блюсти!

– Да не нужна мне твоя нравственность, ты о чем? Не делай из меня ревнивого идиота! Хотя, если честно, я и предположить не мог, что ты вообще на такое способна… Но если ты так решила, это твое дело.

– Да. Это мое дело.

– Марин, но Машка! Я же из-за Машки психую! Она мне не чужая, между прочим. Она мне дочь! И я требую…

– От Насти своей будешь требовать, понял? – развернулась она к нему от плиты всем корпусом, вскинув подбородок. – Давай вали отсюда! На себя посмотри, павиан хренов! Ложку самостоятельно держать не умеешь, а туда же! Девок ему подавай!

– Ого, как грубо… – усмехнулся он в ответ грустно. – Раньше ты такой хамоватой не была… Что с тобой произошло, Марин?

Она и сама знала, что раньше такой не была. Но видимо, обида делает всех женщин немножко хамками. Даже самых воспитанных и утонченных. Переворачивает обида все в организме с ног на голову, крушит барьеры сдержанности, придает хрипловатость голосу и резкость движениям. Видимо, и с ней то же самое произошло. Вдруг противно стало от самой себя, хоть плачь. Махнув рукой, оно проговорила грустно и тихо, повернув голову к окну:

– И правда, Олег, шел бы ты отсюда…

– А я вошел, смотрю, ничего не понимаю – что это с тобой такое? Вроде ты, и вроде не ты… – будто не слыша ее, повертел он игриво руками над головой. – Что с собой сотворила-то, Марин?

– Ничего не сотворила. Прическа новая.

– А-а-а… Ну-ну. Понятно. Новая жизнь, новый рисунок образа. Слушай, а тебе идет… На десять лет моложе стала. Хороший, хороший рисунок! А насчет Машки ты все же подумай. Не надо ей…

– Без тебя знаю. Разберусь как-нибудь.

Они встретились короткими взглядами и тут же отвели друг от друга глаза, будто испугались чего. Или обожглись. Олег тут же развернулся резко, прошагал в ванную, сдернул с вешалки свой халат. Потом постоял в прихожей, неловко сворачивая его в трубочку и придерживая коленкой, завертел головой беспомощно.

– На. Возьми, – выглянув из кухни, сунула она ему в руки пакет. – Еще что-нибудь забыл?

– Нет. Все вроде бы. Пока.

– Пока.

Проходя мимо гостиной, он глянул на Илью коротко и с неприязненным интересом. Тот встретил его взгляд спокойно, даже приготовился было встать, чтоб выйти к сопернику лоб в лоб. Но Олег соперничать и не помышлял – прошел быстро мимо, завертел торопливо рычажок дверного замка. Уходя, неприлично громко хлопнул дверью. Марина от хлопка вздрогнула, потом рассмеялась тихо, взахлеб, почти истерически. Илья подошел, обнял ее, притянул к себе, начал гладить по вздрагивающим плечам. Потом отстранился, тряхнул ее с силой:

– Прекрати, Марина! Слышишь? У тебя истерика!