Хозяйка с важным видом проследовала в гостиничный холл, пригласив гостей за собой.

Холл, куда они пришли, представлял собой просторное, скудно освещенное помещение с огромным каменным очагом в центре. Потолка не было – в темноте над ним виднелись закопченные стропила крыши. Дым от очага уходил в треугольную прорезь наверху.

Вдоль одной из стен тянулся общий стол – всего лишь длинные, кое-как оструганные сосновые доски, положенные на козлы. За этим столом, громко переговариваясь, ужинали немногочисленные постояльцы гостиницы. Хозяйка тут же твердой рукой расчистила среди них место для новых гостей.

В холле этом стоял весьма специфический аромат, не слишком способствующий хорошему аппетиту, – здесь пахло смесью подгорелой и несвежей еды, прокисшего эля, уличной грязи и конского навоза, принесенного с улицы на обуви постояльцев.

Из-под стола доносились звуки возни и негромкое рычание – там дрались за подачки и за случайно упавшие со стола кости сторожевые собаки – тальботы, чья моча добавляла аромата в неповторимый гостиничный запах.

Пол холла был устлан камышами, которые время от времени выбрасывают и заменяют чистыми, но, как видно, эту подстилку давно уже не меняли.

Главным источником света в холле был упомянутый очаг, кроме того, тут и там были натыканы сальные свечи, которые давали немного света, но весьма много чада и вони прогорклого сала, которая прибавлялась к прочим запахам.

Приезжий джентри и его спутники с удобством разместились на освободившемся месте. Прежде чем приступить к трапезе, глава компании внимательно оглядел сидящих за столом постояльцев, словно кого-то среди них высматривая.

Тем временем на дальнем конце стола поднялся шум. То есть там и до того было весьма шумно, постояльцы, люди простые и грубые, переговаривались в полный голос, а то и переходили на крик, как обычно бывает в любом английском заведении подобного рода, но теперь этого показалось мало: один из них вскочил на скамью и заорал хриплым громовым голосом, который вполне мог бы перекрыть рев бушующего моря или крики многолюдной толпы, собравшейся на ярмарочной площади в базарный день:

– Да как ты смеешь поднимать на меня голос, Джон Мэтьюс? Ты, жалкий штафирка, который только и умеет пасти своих тощих овец на вересковых пустошах да кланяться до земли высокомерному лендлорду? Да будет тебе известно, я сражался в армии лордов-апеллянтов, когда они гоняли по всему Ланкаширу Роберта де Вера! Я уложил в честном бою не меньше дюжины солдат этого жалкого предателя! И доложу тебе – все они были не тебе чета! Чего стоил хоть тот одноглазый валлиец, которому я проломил голову!

Одних слов этому дебоширу показалось мало. Он схватил оловянную тарелку с йоркширским ежевичным пудингом и запустил ее в голову своего оппонента. По лицу того растекся густой темный соус, он не выдержал такого оскорбления, вскочил из-за стола и бросился на своего обидчика.

К счастью, в этой гостинице, как и во всякой другой, оружие полагалось оставлять при входе, в противном случае дело не обошлось бы без смертоубийства. Тут же началась самая обычная потасовка. У обоих противников немедленно нашлись сторонники и приверженцы, и через минуту не меньше десятка бравых молодцов обменивались тумаками и зуботычинами.

Приезжий джентри со своими спутниками не ввязывались в драку, не считая себя вправе поддержать ту или другую сторону. Они продолжали трапезу с самым невозмутимым видом, должно быть, такое выяснение отношений не было для них в диковинку.

Зачинщик драки, тот самый молодец, который похвалялся своими боевыми подвигами, в пылу драки отступил к тому краю стола, где расположился джентри. Оказавшись совсем рядом с ним, бывший вояка вдруг проговорил тихим и вполне спокойным голосом, как будто и не участвовал в потасовке:

– Заря наступит лишь тогда,

Когда малиновка споет!

Джентри поднял на него взгляд и продолжил так же тихо:

– Погаснет бледная звезда

И стражник первый час пробьет.

– Будьте готовы к полуночи, – прошептал драчун.

– Будем, – ответил ему джентри. – Жаль, наши лошади не успеют отдохнуть.

Наконец хозяйка гостиницы услышала шум потасовки и вышла в холл, чтобы навести порядок. Она ухватила своим могучими руками двух самых заядлых драчунов, стукнула их лбами, а потом еще встряхнула, как спелую яблоню, и проговорила:

– Что вы здесь устроили, крысиные ублюдки, жалкие отродья худосочных свиней, негодные даже на кровяную колбасу? Вы мешаете отдыхать благородному джентльмену! Вы что, хотите, чтобы я сей же час вышвырнула вас на улицу вместе с вашими жалкими пожитками? Вы хотите нынче ночевать на улице, где с вами разберутся ночные грабители или городские стражники, которые будут еще почище грабителей?

– Нет, добрая госпожа! – прохрипел один из драчунов, почувствовав на себе силу трактирщицы.

– Не слышу! – рявкнула эта достойная женщина, сурово взглянув на второго драчуна и для верности встряхнув его еще раз, так что у него клацнули зубы.

– Не хотим, добрая госпожа! – проговорил тот вслед за приятелем. – Сам не знаю, из-за чего я ввязался в эту драку! Сам не знаю, какой бес меня попутал!

– Я знаю, мастер Питер, какой бес! – отвечала ему хозяйка, отпуская нарушителей спокойствия. – Тот самый бес, который живет в кувшине с элем!

– Быть того не может! – дружно возмутились оба. – У тебя, добрая госпожа, такой славный эль, что от него не может быть никакой неприятности.

– Кстати, – добавил один из них, словно вспомнил вдруг о чем-то очень важном. – Кстати, добрая госпожа, нацеди-ка нам еще один кувшинчик своего славного эля!

– Прямо и не знаю, стоит ли вам наливать еще, – вздохнула трактирщица. – Уж очень вы оба буйны во хмелю! Боюсь, что от нового кувшина вы разойдетесь пуще прежнего…

– От одного-то кувшинчика никакого вреда не будет. Ты ведь нас знаешь, добрая госпожа…

– Да, пожалуй, от одного кувшина вам вреда не будет, – смягчилась хозяйка. – Да и мне не будет вреда, ежели я прибавлю к вашему счету еще полтора пенса.

– Само собой, добрая госпожа!

Таким образом, все происшествие закончилось, к взаимному удовлетворению.

В это время приезжий джентри окликнул трактирщицу:

– Хозяйка, мы устали с дороги и хотели бы отправиться в свои комнаты.

– Сыты ли вы, ваша милость? – осведомилась женщина, подходя к постояльцу и по привычке вытирая руки о фартук, отчего они вряд ли стали чище.

– Спасибо, хозяйка, мы сыты.

– Понравились ли вам мои кушанья? – продолжила она ревниво, оглядев пустые тарелки.