солдатам Кирры, но и всем, кто находился за городскими стенами, от мала до велика. Застигнутые врасплох и уже страдающие от жажды, они не успели бы подготовить противоядие. Сознательное причинение вреда гражданским лицам явно противоречило древнегреческим представлениям о честной войне, но во время осад городов врагами считалось все население.

Эта античная попытка оправдания якобы «временного» яда для того, чтобы сломить сопротивление, напоминает достаточно современный случай биохимической атаки на мирное население в Ираке в 1920 году. После падения в 1917 году Оттоманской империи курды стали сопротивляться британской оккупации Ирака. Согласно Джеффу Саймонсу и его книге 1994 года «Ирак от шумеров до Саддама» (Iraq: from Sumer to Saddam), в 1920 году министр по делам колоний Уинстон Черчилль предложил «научный метод» усмирения «мятежных племен» Курдистана. Он предлагал пустить ядовитый газ для подготовки к обстрелам деревень. Некоторые воспротивились этой идее, указывая, что крестьяне окажутся беззащитными, ведь они не обладают медицинскими познаниями в противоядиях. Возражая против «брезгливости в вопросе применения газа… против нецивилизованных племен», Черчилль провозгласил, что химический газ, который лишь недавно произвел такие опустошения и вызывал отвращение мирового сообщества во время Первой мировой войны, причинит лишь «неудобства или болезнь, но не смерть», так что это хороший способ деморализовать врага[165].

На деле же газ приводил к слепоте, убивал детей, больных и стариков. Как и Кирра, курдские деревни с легкостью зачистили сразу после применения газа. Согласно вечной тенденции вторично преступать законы честной войны после того, как их уже нарушили, в Курдистане впервые опробовали и несколько других бесчеловечных типов оружия – результаты оказались ужасающими.

Мирко Грмек, хорватский историк науки, специализирующийся на медицинской этике, посвятил работу истории Кирры. Он указывает, что в интересах Фессала, целителя и сына Гиппократа, было оправдать Небра – врача и предка Гиппократа, ведь Небр составил план, который совершенно очевидно нарушал Гиппократов принцип «не навреди»[166]. Клятву Гиппократа формально записали только в V в. до н. э., но врачи предыдущих поколений, действуя в соответствии с традицией Асклепия, как Небр, все же стремились исцелять, а не причинять вред. Отравление Кирры – классический пример того, как с помощью специальных знаний о природе вредят, а не несут людям добро. Это заставляет задуматься, не стал ли неблаговидный поступок Небра, предка Гиппократа, причиной того, что тот записал свою клятву.

Конечно, мы не можем знать этого наверняка, но поразительно, что ответственность за первый зафиксированный эпизод отравления гражданского населения во время войны, согласно одному из источников, несет именно врач. Это первое – и уж точно не последнее – свидетельство того, как профессиональные медики помогали разрабатывать и применять биологическое оружие. Действия Небра повторяли впоследствии многие врачи разных эпох и народов. Например, в 1495 году некий итальянский врач применил против французской армии бактериологическое оружие, а французские лекари совершали нечто похожее во время Франко-прусской войны. Один американский врач попал под военный суд за то, что в Гражданскую войну намеренно распространял желтую лихорадку. Нацистские и японские медики творили ужасающие вещи во время Второй мировой войны, а в ЮАР в ходе процесса 1999 года над доктором Воутером Бассоном – знаменитым кардиологом, в 1980-е годы руководившим правительственной биохимической программой по созданию ядов для борцов с апартеидом, – выяснилось столько подробностей, что ему дали прозвище Доктор Смерть. Врачи принимали участие в грязных экспериментах с биологическим оружием в Ираке при Саддаме Хусейне в 1980–1990-е гг. Этот скорбный список можно продолжать[167].

Оправданием необычайной жестокости в ходе Первой Священной войны в 590 г. до н. э. служили предсказания оракула и проклятия. Некоторые ученые предположили, что разрушение Кирры может быть легендой, но оно упоминается в записанной речи афинского оратора Исократа и описывается многими достойными доверия источниками, так что большинство историков убеждены, что Кирра пострадала на самом деле. Грмек заключает: независимо от того, является ли легендой или действительным фактом победа над Киррой при помощи чемерицы, история об отравленной воде и то внимание, которое уделили ей античные авторы, доказывает, что в античном мире использование биологического оружия воспринимается неоднозначно. Уже и то, что идея его применения приписывается четырем различным людям, показывает, что современники не понимали, ставить им это в вину или восхвалять их. Велись ли под стенами Кирры дискуссии между участниками Дельфийского союза об этической стороне применения чемерицы, как в 1920 году, когда некоторые британские политики возражали против плана Черчилля отравить курдов? Этого мы никогда не узнаем, но известно, что раскаяние насчет способа разрушения Кирры последовало вскоре после самого события.

После битвы при Кирре был подписан документ – предшественник Женевской конвенции 1924 года (созданной в ответ на ужасы газовых атак Первой мировой войны): защитники священных Дельф согласились, что отравление воды в ходе религиозной войны недопустимо, и обязались не применять эту тактику впредь друг против друга. Согласно новым правилам войны Дельфийского союза, сформулированным афинским оратором Эсхином, заражение питьевой воды запрещалось в конфликтах особой, священной природы[168].

Военные историки отмечают, что законы против применения биологического оружия почти такие же древние, как и оно само, но их эффект всегда сомнителен и неустойчив. Например, «Законы Ману» – кодекс поведения индуистов высших каст, датируемый примерно 500 г. до н. э., – считаются самой ранней попыткой запретить биологическое и химическое оружие в культуре, где яды и военные хитрости широко распространены и общепризнаны. В главе 2, однако, говорится, что жители индийской Гармателии атаковали армию Александра Великого оружием, отравленным смертельным змеиным ядом, несмотря на все запреты в «Законах Ману». Документ гласит: когда человек «бьется с врагами в битве, он не должен применять скрытое [или вероломное] оружие или же оружие с шипами, отравленное или горящее». Законы также предостерегали против «порчи воды врагам», хотя военный трактат той же поры «Артхашастра» прямо призывал правителей активно пользоваться широким арсеналом биохимического оружия[169].

Несмотря на все благие намерения и соглашение не загрязнять больше питьевую воду, заключенное после Первой Священной войны и после взятия Кирры, было зафиксировано много случаев и слухов о массовом применении ядов при осаде. При этом не все подобные случаи порицались. Чисто защитная биологическая тактика считалась оправданной. Например, в 478 г. до н. э. афиняне намеренно отравили собственные емкости с водой, оставляя город персидским захватчикам во главе с царем Ксерксом I. Они следовали общепринятой и древней защитной практике, известной как тактика выжженной земли: чтобы не оставить ничего завоевателям, защитники сжигали урожай, портили запасы пищи, воды и других ресурсов.

Данный принцип легитимизировал использование биологических методов против агрессоров. Но если сами агрессоры исподтишка