Кто-то нагадал зодчему Монферрану что тот умрет сразу же после окончания строительства Исаакиевского собора. Архитектор верил в предсказание и не слишком спешил с выполнением заказа, потратив на него 40 лет.

Но все хорошее рано или поздно заканчивается, пришло время сдавать готовый объект. Когда император Александр II явился посмотреть собор, поднялся на смотровую площадку, где, как известно, установлена скульптурная группа, поклонами приветствующая появление Исаакия Далматского[92]. Среди них нетрудно узнать скульптуру с лицом самого архитектора. Он изображен с моделью собора в руках.

Неизвестно, было ли это частью задумки, или Анри Луи Огюст Рикар де Монферран или, как его называли у нас, Антон Антонович, просто хотел, чтобы его лицо было хорошо видно, но в то время, когда остальные склоняются перед Исаакием, он один смотрит прямо. Кто-то из приближенных императора указал ему на эту особенность.

Монферран в скульптурной группе Исаакиевского собора

Рассердившись на зодчего, Александр не подал ему руки при прощании. Расстроившись, Монферран заболел и через месяц действительно скончался. Предсказание сбылось.

Согласно завещанию зодчего, его следовало похоронить в одном из подземных сводов Исаакиевского собора, но император не позволил: Монферран был католиком, а храм православным. В результате похоронная церемония проходила в католической церкви Святой Екатерины на Невском проспекте, затем траурный кортеж трижды обошел вокруг Исаакиевского собора, а потом вдова Монферрана перевезла его гроб во Францию. Точных данных о дальнейшем захоронении архитектора нет; считается, что он покоится на кладбище Монмартр, рядом с матерью и отчимом.

Что же касается фигуры святого Исаакия Далматского на соборе, то народный фольклор не обошел стороной и его, сочинив вот такую песенку:

Ну, это только начало, а вот продолжение как раз по нашей теме:

Ожившая статуя – чем не привидение? Кстати, к таким «ожившим» относятся и чучела в Зоологическом музее, смотрители неоднократно замечали, как те двигались; и статуи в Летнем саду (эффект движения статуй обычно наблюдают в белые ночи); и наш знакомый воин с Нарвских ворот.

Во время Великой Отечественной войны встал вопрос о спасении и сохранении произведений искусства, которые могли пострадать от бомбежек. Во время блокады Ленинграда был приостановлен вывоз ценностей, так что стоял вопрос только о том, как наилучшим образом их спрятать.

Вопрос о необходимости нахождения надежного хранилища для скульптур, мебели, фарфора, книг и многочисленных музейных архивов решался на заседании в исполкоме Ленгорсовета. И вот, когда все партийные чиновники уже выступили, слова попросил бывший артиллерийский офицер, который предложил свезти все ценности в Исаакиевский собор.

– Что за ерунда? – возроптало собрание. – Центр города, самое открытое всем ветрам и прекрасно видное отовсюду здание, да немцы просто обязаны палить по его сверкающему куполу!

– Ничего подобного, – парировал докладчик. – Немцы, начав обстрел Ленинграда, непременно воспользуются куполом собора как ориентиром и постараются сохранить эту наиболее высокую точку города для пристрелки.

С доводом профессионала согласились, всю войну в Исаакиевском соборе просуществовало означенное хранилище, и что самое замечательное, ни разу за всю войну Исаакий не подвергся прямому артобстрелу!

Слухи о появлении в «Англетере» призрака с веревкой на шее начались буквально на следующий день после смерти Сергея Есенина, когда следствие еще только началось. Тем не менее, новость раздувать не стали, социалистическое общество – прежде всего атеистическое, а значит, любые разговоры о гостях с того света автоматически приравнивались к мракобесию и антисоветской пропаганде.

Впрочем, сыщики выросли в царской России, с детства слушали сказки, посещали церковь и не могли не понимать: призрак, да еще и с веревкой на шее, появился неслучайно, скорее всего он ищет своих погубителей или хочет дать показания следствию.

Номер Есенина в гостинице «Англетер» с силуэтом фигуры в окне

Но призрак Сергея Есенина никто не собирался вызывать на допрос, да и он, по всей видимости, не сильно набивался на контакт с теми, кто с самого начала явился не восстанавливать картину происшествия, а констатировать факт самоубийства.

В январе 1926 года вдова Сергея Александровича Софья Толстая[93] попросила фотографа Преснякова сделать фото гостиничного номера, где было найдено тело ее супруга. Это фото дошло до наших дней. На шторе окна отчетливо прорисовывается белый силуэт человеческой фигуры, по которому, непонятно с какой целью, от руки грубо пририсованы отсутствующие на снимке края штор.