И верно – Ряжский уже закончил общение с предправом и обменялся с ним рукопожатием.

– Ты телефон себе купил новый? – строго спросила у меня Ряжская. – Купил? Хорошо. Все, на созвоне.

И она поспешила вслед за мужем, причем на ходу, нахмурившись, погрозила пальцем все тому же многострадальному Косачову, который только что по стенке после этого не сполз.

– Надо выпить, – дернув щекой, а после опасливо ее пощупав, деловито сказал Волконскому предправ, как только за новыми собственниками закрылась дверь.

– Немирову и Чиненкову звать? – уточнил Дмитрий – Или так, в мужском кругу?

– Без них посидим, – подумав, ответил предправ. – Немирова не пьет, а в Чиненкову цистерна влезет, на нее спиртного не напасешься. Пошли уже.

После их ухода ко мне на негнущихся ногах подошел Косачов и жалобно спросил:

– Саш, а чего Ряжская на меня зла? Я же с ней даже не знаком.

– Точно не сформулирую, – сочувственно проговорил я. – Но мне лично показалось, что она от тебя не в восторге. Так и сказала – «не знаю, Александр, как тут у вас с финансами и кредитом дело обстоит, а вот привлечение новых клиентов сильно не на уровне». Полагаю, что она последние месяцы негласно информацию обо всех ведущих сотрудниках собирала. И твое досье оказалось не ахти. Думай, Косачов, думай, где напортачил. Я, конечно, попробовал за тебя заступиться, но у меня вес не тот в ее глазах. И еще – болтай поменьше, вот мой тебе совет. Много говоришь, Витя. Очень много.

И, оставив «клиентщика» пребывать в задумчивости, смешанной с паникой, я отправился в сторону кабинета Силуянова, решив все-таки не откладывать дело в долгий ящик. Единственное, по дороге я завернул в канцелярию, где стрельнул у девчонок два конверта. В один я вложил рыжий волос, сделав в графе «от кого» пометку «Вагнер Я.Ф.». Во второй отправился другой волос – светлый, пару минут назад незаметно снятый мной с пиджака Ольги Михайловны. И надпись соответствующую на конверте я тоже поставил.

Пусть будут. На всякий случай.

Дверь в кабинет Силуянова против моих ожиданий оказалась открыта. После слов Федотовой я отчего-то решил, что безопасник заперся на ключ, чтобы поплакать в одиночку, но, как видно, в слово «закрылся» она вложила некий другой смысл.

Хотя, может, она осталась открытой и после визита Алеши. Поди знай?

Впрочем, эти мысли почти сразу выветрились из моей головы после того, как я увидел Силуянова.

Еще вчера мощный и уверенный в себе человек со стальным блеском в глазах сейчас представлял собой довольно грустное зрелище, это было видно даже в неверном мерцании одной-единственной настольной лампы, которая и освещала кабинет. В волосах безопасника и в самом деле появились четко видимые седые пряди, лицо прорезали невесть откуда взявшиеся морщины, но самое главное – глаза. Это были глаза старика, который повидал на свете много такого, чего врагу не пожелаешь. Серая хмарь поселилась в них и печаль неизбывная.

Жуть, короче.

Да, крепко его мара отделала, ничего не скажешь. Причем она ведь его еще и пощадила, если верить тому, что я от нее услышал. Страшно представить, что будет с тем, кому она даст хлебнуть горя полной ложкой.

Если до того мне Силуянова жалко не было, то сейчас где-то внутри это чувство все же шелохнулось. Ну да, тиран он, ну да, деспот. Самодур, опять же. Но я все-таки не совсем уж бессердечная скотина?

– Пришел, – проскрипел Силуянов. – До конца меня, значит, решил уработать, да? Ну давай, чего уж.

Он вскочил на ноги и рванул ворот рубашки, да так, что от нее аж пуговицы отлетели в стороны.

– Давай, – рыкнул он, задрав подбородок и подставив мне шею, на которой вздулись вены. – Пей кровь мою!

– Лечиться вам надо, Вадим Анатольевич, – сделав пару шагов назад, к приоткрытой двери, пробормотал я. – Тоже мне, нашли графа Дракулу. Что за ересь вы несете?

– А я не знаю, кто ты, – проскрипел Силуянов. – Вампир, оборотень, кто там еще бывает? Да не важно это. Главное то, Смолин, что ты точно не человек. Я еще летом это заподозрил, да вот только некоторые посоветовали мне тогда тебя не трогать, в покое оставить. А зря. Зря! Надо было тебя тогда еще… Тогда надо было!

Сдается мне, эти «некоторые» – Немирова. Я всегда знал, что она умная женщина.

– Вадим Анатольевич, «афобазольчику» вам надо попить, – мягко посоветовал я. – Какие оборотни? Как это я не человек? А кто же тогда? С чего вы взяли такую чушь? Кто вам это сказал?

Ну, давай, давай, родимый! Ты сейчас в полном раздрае, в голове ералаш, так выговорись по полной. И просвети меня о том, кто тебя науськивает на мою персону.

– Кто сказал? – Силуянов встал, обогнул стол и оскалился как волк, а в его комнатушке стало как будто еще темнее. Кстати – странно, а чего только настольная лампа включена? Он ведь, по сути, темноты сейчас вообще бояться должен. – Есть те, кто за такими, как ты, охотятся. И уничтожают! Я вот тебя сейчас придушу и стану одним из них! Правильно – только так можно! Только так!

И безопасник прыгнул на меня, прямо как дикий зверь. Мало прыгнул – вцепился в мое горло руками, а они у него сильные.

Врать не стану – не ожидал такого. Серьезно. Ну вот как-то не душили меня до того ни разу.

И ведь мог он меня прикончить, чего врать. Случайность спасла. Я на ногах не устоял, когда он мне горло стиснул, да еще амплитуда толчка сработала, и в результате мы вылетели в коридор, распахнув моей спиной незакрытую дверь.

А там, на мою удачу, ошивался Косачов, который, побродив по операционному залу, пришел к выводу, что надо повторно опросить внезапно вошедшего в фавор и непомерно обнаглевшего Смолина на предмет того, чем же все-таки была так недовольна Ряжская. Детально.

С Силуяновым «клиентщик», как и большинство других сотрудников нашего банка, не очень ладил, а потому решил подождать в коридоре. И дождался, правда, все пошло не так, как он ожидал. Мы вылетели в коридор, являя собой картину «двое – одно», а после безопасник, сопя, принялся меня душить. От подобной картины Косачов сначала опешил, а после бросился нас разнимать, попутно увещевая разошедшегося безопасника словами, а после и действиями. А именно – он попробовал оттянуть потенциального убийцу от жертвы.

Пальцы у Силуянова были просто как сталь, и кислород ими он мне перекрыл капитально. У меня уже и в глазах меркнуть стало, когда я услышал сначала один смутно знакомый голос, доносящийся откуда-то издалека:

– Вы чего творите, Вадим Анатольевич! Отпустите его! Вы с ума сошли! Нас новые собственники съедят за такие вещи! Хуже того – с «волчьим билетом» уволят! Народ, да где вы шляетесь? Отдерите уже его от Смолина! Только криминала нам тут и не хватало!

Чуть позже к нему присоединились другие голоса, но их я слышал уже словно через вату, которую напихали в уши. А после мир вокруг меня закружился и превратился в яркое белое пятно, в центре которого светились нечеловеческим огнем налитые яростью глаза Силуянова, в ушах зашумел морской прилив, а пол внезапно стал мягким, как перина, на которой мне так хорошо спалось в детстве, когда я приезжал в гости к бабушке.