Оно получилось изумрудного цвета и практически без запаха, именно такое, каким и было описано в рецепте.

– Ну теперь главное, чтобы мужик этот одно место себе не стесал до корешка, – хмыкнув, произнес Кузьмич. – А ты, Ляксандра, ловок становишься. Вон как с травами-то управлялся.

– Чего это он управлялся? – обиженно побурчал Родька, намывающий плошку. – Я травы раскладывал и толок.

– А ты помолчи, – погрозил ему пальцем подъездный. – Тебе слова не давали. А на ловкость твою мы нынче в подвале поглядим, когда трубы днем пойдем проверять да простукивать.

Родька умоляюще засопел, а после тихо и жалобно пробормотал:

– А как же «Жить прекрасно?». Там нынче про болезни почек будут рассказывать. Я ж не просто так это дело гляжу, я образование свое поднимаю. Чтобы, значит, пользы от меня больше было.

– Трубы – тоже образование, – сурово заявил Вавила Силыч. – Трудовое!

– А после еще и стоками канализационными у дома займемся, – обнадежил моего слугу Кузьмич. – Решетки-то эти обормоты из ЖЭКа чистят, а вот внутри, там, где самый мусор, не лазят, лентяи такие! Вовсе на все руки мастером станешь!

Я слушал этот диалог, тихонько посмеивался и попутно писал СМСку Ряжской. Коротенькую, всего из шести слов. «Скажите Яне Феликсовне – пусть приезжает. Смолин».

Банк шушукался. По-другому это назвать было никак нельзя. Везде – и в кредитном, и в операционном, и в бухгалтерии раздавался мерный шепот общающихся друг с другом сотрудников.

В голос никто не говорил – опасались. Ты сейчас громко что-то скажешь, все это услышат, и неизвестно, как потом твои слова будут интерпретированы. А самое главное – куда и кому их потом сообщат.

Ну и нервозность, конечно же, присутствовала.

Да и как по-другому могло быть? Сначала, сразу после открытия, по банку разнеслась весть о том, что накануне сменились собственники, и Миронов больше «не пляшет», что само по себе было делом неслыханным. Обычно такие вещи вдруг не происходят, подобные сделки готовятся заранее и все прекрасно знают, кто теперь будет новым хозяином и чего следует ждать коллективу. А тут – как ведро воды на голову. Разговоры-то ходили, но слухи и есть слухи. Обсуждать их, опять же, обсуждали, но чтобы вот так, в одночасье, без десятков встреч и переговоров подобное стало правдой – дело невиданное. Даже референты – и те были не в курсе происходящего, что придавало особую остроту ситуации.

Следом за этим грянула вторая сенсационная новость – опоздав на полчаса, в банк заявился Силуянов, с мертвенно-синим лицом и с седыми прядями в еще вчера черных волосах. Это добавило антуража творившейся вокруг небывальщине, и тут же кто-то выдвинул версию, что безопасник узнал о новых владельцах нечто такое, что его аж перекосорезило. Да и сам факт того, что он опоздал, являлся невероятным. Все помнили, как Вадим Анатольевич даже с температурой под сорок градусов приходил на службу раньше всех.

А еще через час в банк пожаловали виновники торжества, а именно – председатель правления, супруги Ряжские сотоварищи и Миронов, слегка помятый и благоухающий французским коньяком. Они немедленно прошествовали в большую переговорную, вызвали к себе Волконского, Чиненкову и Немирову, закрыли двери и начали там что-то обсуждать.

И вот как тут не шушукаться? Особенно если учитывать то, что среди вызванных имеется начальник отдела по работе с персоналом. Ох, не к добру это, народ, не к добру!

Скорее всего, я был единственным из сотрудников, кто полностью безмятежен. Во-первых, потому что эти новости не были для меня новостями. Во-вторых, потому что знал, что кого-кого, а меня точно никто увольнять не будут. Как, собственно, и повышать. Для меня вообще ничего не изменится. Где сидел, там и буду сидеть. И, кстати, моих коллег по кабинету тоже перемены не коснутся. Правда, им я про это говорить не стал, и теперь с улыбкой наблюдал, как Наташка каждые десять минут бегала то туда, то сюда под предлогом «стрельнуть сахарку». Это классический повод для сотрудника, который вместо того, чтобы «крыжить» давешние проводки, шастает по банку в поисках новостей. Она очень переживала, что Чиненкова использует подвернувшуюся возможность и ее уволит. По мнению Федотовой, «персональщица» давно имела на нее зуб, поскольку года два назад на корпоративе Наташка имела глупость по пьяному делу сцепиться с ней из-за какой-то мелочи, и с тех пор ожидала неизбежного возмездия.

Как по мне – глупость полная. Если бы та хотела Натаху уволить, то давным-давно бы это сделала и без ожидания какого-либо подходящего момента.

– Заседают, – полушепотом сообщила нам Федотова, в очередной раз сбегав в коридор. – Сашка, ты мне друг или портянка?

– С какой целью интересуешься? – уточнил я, отпив кофе.

– Не изображай из себя божью корову! – рассердилась Федотова. – Все знают, что ты Ряжскую… Ну… Что вы друзья. Скажи ей, что я хорошая и меня никак нельзя увольнять. Кризис на дворе!

– Нелогично, – заметил я. – Причем напрочь. Если я Ряжскую, как все думают… Ну ты поняла? Так вот – если я замолвлю ей слово за тебя, ты уверена, что результат не будет обратным?

– С чего бы? – опешила Федотова.

– Вот ты странная, – искренне забавлялся я ситуацией. – Смотри – ты у нас красивая?

– Есть такое, – согласилась Федотова.

– Вот, – гнул свою линию я. – Правильно. Я прошу у немолодой пассии покровительства для красивой юной блондинки. Вывод? Я эту блондинку что?

– Так не было же ничего у нас! – захлопала глазами Федотова под смех Денисенковой. – Смолин, дурак! А что, ты и в самом деле с ней того? Ну скажи уже, чего теперь?

– Как раз теперь-то и «чего», – таинственно произнес я. – Это раньше пофиг было. И имей в виду – так это или нет, но щемить за подобные разговоры точно станут. Так что не советую языком без оглядки молотить как раньше. Нет, не советую.

– Кому щемить-то? – Федотова отобрала у меня кружку с кофе и сделала из нее глоток. – Силуянов закрылся в своем кабинете и, если верить Лехе-охраннику, сидит и плачет.

– Чего он там делает? – даже раскрыла рот Денисенкова.

– Плачет, – повторила Наташка. – Я тоже в это не очень сначала поверила, но, с другой стороны, сегодня столько всего происходит, что уже не знаешь, где правда, а где нет. Тем более что у него вон, рассказывают, полбашки седых волос за ночь появилось. Кто знает, что у человека стряслось? Может, Силуянову есть чего скрывать, и теперь он боится, что его за ушко и на солнышко вытащат. Я слышала, что он с Мироновым сильно дружил. Не исключено, что и какие-то его делишки тут прикрывал. Все мы не без греха.

– Может, это на него так новость о продаже банка повлияла? – предположила Денисенкова. – Или вообще в нем совесть проснулась?

– Ну это ты уж совсем загнула, – скорчила гримаску Федотова. – Я все понимаю, но легче поверить в то, что земля плоская, чем в совесть у Силуянова. Кстати, народ – а его-то на сходку не пригласили. Согласитесь – симптомчик?