Через час они с Ликой уже сидели на стульях, выставленных на лужайке перед главным корпусом. Представитель университета взял слово. Гоша в душе проклял Лику. Меньше всего в жизни он любил слушать приветственные речи. Почему-то вспомнилась учительница математики, которая отказала ему в рекомендации. На выпускном вечере она долго развивала мысль о том, что «утечка мозгов» невозможна, потому что мозги тяжелые, а течет то, что плавает на поверхности.

Гоша начал вполуха слушать ректора. Через минуту ему стало интересно, еще через минуту он уже жадно вслушивался в каждое слово.

– На территории нашего университета есть старая церковь, она помнит первых студентов. После Первой мировой войны, чтобы унять скорбь в сердцах, на стенах церкви поместили имена погибших выпускников Гарварда. Но только тех, кто воевал на нашей стороне. Имена тех, кто сражался на стороне врага, были забыты. После Второй мировой войны мы вписали на стены этой церкви имена всех погибших выпускников без исключения. Не важно, под какими знаменами они воевали, они наши выпускники, мы за них в ответе. И если они сделали неверный нравственный выбор, это и наша вина тоже. Мы несем ответственность за каждого, кто учился в Гарварде. У этой ответственности нет срока давности. Гарвард – это не здания семнадцатого века, не лаборатории двадцать первого века, не профессора и библиотеки. И уж тем более не административное руководство. Гарвард – это вы, сидящие передо мной. Вы приехали к нам со всего света, юные и отважные. Мы счастливы и благодарны, что вы доверили нам учить вас. Какими будете вы, таким будет Гарвард!

Ректор закончил. Слышно было, как падает лист с дерева. Потом тишина взорвалась аплодисментами. Гоша проглотил ком в горле и стал хлопать до боли в ладонях.

Последний раз с ним случалось такое в далеком детстве, когда мама водила его в цирк. Он чувствовал ту же восторженность и распирающее, рвущееся наружу счастье.

Лика всплакнула, шумно хлюпая носом.

– Ты чего?

– Я-то? Теперь точно надо за золотом плыть, без вариантов!

Примерно так же сказала бы мама. Гоша понял, что ему повезло с этой пловчихой. Он дружески толкнул ее плечом в знак того, что вступает в ее славянский клуб, о котором она наверняка уже забыла.

Потом на ступени главного корпуса вышел хор. Гоша не сильно разбирался в музыке, но даже его пробрало. Многоголосие возносилось к вечернему небу как к единственному арбитру. Слушатели были свидетелями диалога музыки и небес.

В этом Гарварде все было не так, как у людей. Столовая размещалась в костеле, а хор пел на улице. И от этого слома шаблона Гоше стало легко и радостно.

После хора наступила очередь развлечений. Растащив стулья, студенты оказались перед выбором: поесть или потанцевать. Подогнали машины с бесплатной едой и включили музыку. Многие пытались совместить эти два удовольствия. Гоша хотел еще раз поесть, но понял, что больше в него уже не влезет. А танцевать он никогда не любил. Точнее, не умел. Разве можно любить то, что ты не умеешь делать?

Вокруг было много чернокожих девушек, но Гоша не хотел разменивать сегодняшний вечер на суету. Ему хотелось прийти в свою келью, укрыться с головой и еще раз пережить то, что сегодня с ним случилось. Ощущение большого мира, который открыл перед Гошей свои объятия.

Гоша намеренно отстал от Лики и тихо ретировался.

Глава 24. Матис

Основным местом знакомства студентов была столовая. Приглядевшись, Гоша понял, что здесь не посмотрят косо, если ты подсядешь к незнакомцу и напрямки спросишь, кто он и откуда. Однако сам Гоша на такие эксперименты не шел. Во-первых, он не тяготился одиночеством, скорее наслаждался им. Во-вторых, где гарантия, что не нарвешься на идиота? Потом не отвяжешься. Лучше не рисковать.

Впрочем, это не сильно спасало. Забившись в дальний угол и уткнувшись в тарелку, он все равно становился объектом посягательств не в меру коммуникабельных первокурсников. К нему регулярно подсаживались ребята, от которых исходили токи возбужденной приподнятости. Они спрашивали, как его зовут и откуда он приехал, выдавая в ответ аналогичную информацию, хотя Гоша их не спрашивал.

В этом калейдоскопе знакомств самым неприятным было то, что из таких однотипных диалогов ничего не произрастало. На следующий день эти ребята дружелюбно кивали ему, как доброму приятелю, и подсаживались за другие столики. Они порхали по столовой, коллекционируя контакты.

Наверное, Гоша слишком стереотипно мыслил, считая, что знакомство имеет смысл только с перспективой на дружбу. Иногда вспоминался Эдик, и тогда становилось немного грустно. Тянуло поговорить с ним на важные темы. Или помолчать. Помолчать, конечно, лучше. Меньше шансов все испортить неточно подобранным словом.

Гоша приглядывался к публике вокруг, фокусируясь на чернокожих лицах. Даже не столько приглядывался, сколько прислушивался. Ухо, как локатор, пыталось расслышать имя Зара. Тогда бы он, как коршун, подошел к этой чернокожей девушке, сказал бы какую-нибудь глупость, она бы фыркнула в ответ, и Сергей Игнатьевич получил бы исчерпывающий отчет о проделанной работе. Типа старался, но облом, на контакт не пошла, умываю руки. Гоша ведь честно предупреждал представителя компетентных органов, что с девушками обращаться не умеет. Только с Ликой, но она сама подплыла к нему. И вообще в ней больше от спортсменки, чем от девушки.

– Тут свободно? – отвлек его парень с подносом наперевес. Симпатичный, почти красавчик, девчонкам такие нравятся.

Гоша сидел в уютном одиночестве за столом, рассчитанным человек на десять.

– Нет, я приятелей жду, – ответил Гоша не очень доброжелательно. Коллекционеры знакомств его утомили.

Парень постоял, словно размышляя о чем-то, потом молча поставил поднос напротив Гоши и начал есть. На вопросительный взгляд Гоши он ответил очень спокойно:

– Пока мы сидим вместе, меньше шансов, что к нам кто-то подойдет. А если поодиночке, то точно придут знакомиться. Голова болит, хочу в тишине поесть.

В этом была крупица истины.

– Так я вроде сказал, что приятелей жду. – Гоше было интересно узнать, как его раскусили.

– Я тоже так говорю, когда хочу спокойно поесть.

Парень явно не набивался в приятели, чем вызвал если не уважение, то симпатию Гоши. Они ели в тишине, если не считать того фонового гула, который стоял в столовой.

После того, как в сторону были отодвинуты первые опустошенные тарелки, Гоша спросил:

– Как думаешь, зачем они знакомятся, если потом я им даром не нужен?

– Они думают, что формируют социальный капитал. – Парень придвинул очередную тарелку.

Гоша засмеялся и тоже принялся за новую порцию. Капитал у него ассоциировался с золотыми слитками.

Когда и эти тарелки приобрели сиротливый вид, парень сказал, как будто не было паузы:

– Зря смеешься. Социальный капитал – это серьезно.

– Так это не прикол?

Парень молча стал пить компот. Он явно не торопился. Допив, ответил:

– Когда-то американский социолог Марк Грановеттер написал работу «Сила слабых