Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гавайи, Соломоново море и море Бисмарк… Как, как можно было пропустить такое название на карте! Невозможно, разумеется. Порт-Морсби, Брисбен, Аделаида, Перт. Тихий океан шумел в крови, пенился кислородом, полмира Гонза Грушецкий прошел в погоне за своей тоской. Джакарта, Сингапур, Пном Пен, Бангкок, Ханой, Гонконг, Шанхай, Сиань, Пекин. Да, в Азии его всегда попускало ощутимо, попустило и теперь. Улан-Батор, Улан-Уде. Стоя на льду Байкала, чуть отводил левую руку назад, не оглядывался, чтоб не спугнуть, тихонечко трогал кончиками пальцев воздух, ища ее, тщетно надеясь… Love is all, love is you. Облака опускались в синюю воду, где-то за ними была и она. И она была рядом с ним.
Кит бил хвостом, вознося его дух к небесам.
Собственно, ради таких моментов он и жил.
Больше всего он боялся тогда, что однажды она не отзовется, снова замолчит, снова уйдет.
Кастелло
Погода переменилась. Ветер дул. Наползала с моря серая, акварельная пелена тумана. Лагуна пухла и дыбилась, накатывая воду на город. На восточной оконечности рыбьего хвоста, у морской скуолы Франческо Морозини, покуда тупил на лагуну — занятие поистине бесконечное — к нему подвалил приземистый и чернявый, явно южанин, не местный:
— Строцци сказал, вам нужен человек.
— Нужен, да.
И это, определенно, был человек, что немаловажно.
— Что вы умеете?
— Смотря что вам нужно, синьор Грушецки.
Слово за слово, добрели до «Винсента», где в полуинтимной тесноте бара, за паузой в разговоре Гонза и снял очки, расчехлил лицо, опустил забрало — и глянул на визави попристальней. Последние лет пять пан журналист предпочитал очами без нужды не сиять, эффект бывал специфический, иногда из них лезло такое…. Вот и чернявый Паоло напротив только усилием воли не отшатнулся, не дернулся. Но характерно сморгнул. Крепкий чувак, стрессоустойчивый. Надо брать.
— Калабрия… Сардиния, Сицилия? — уточнил Гонза.
— Что?.. А, да. «Сардиния» и «Калабрия». Служил вместе с Луиджи.
— Так что вы умеете?
Перечислил. Получалось прилично. И в свою очередь спросил Грушецкого:
— Так что вы хотите? Версию Строцци я уже слышал, но вы-то сами?
— А вы справитесь?
— О, справлюсь ли я…
И Паоло присвистнул.
За четверть часа обсудили детали.
— И еще, Паоло. Они не должны вас видеть. А если все же увидят — то не должны заметить и запомнить.
— Почему бы вам не сказать им прямо? Чтобы избежать разного рода нелепых ситуаций?
— Вероятно, потому, что есть обстоятельства, в которые я не хочу посвящать родных.
— Вы совершенно уверены, что за вами есть слежка?
— Скажем так, у меня есть основание полагать. Но пока я не вижу причин.
— В конце концов, это могли быть обычные карманники.
Конечно, это могли быть обычные карманники. Вот только почему-то Грушецкому оно так не казалось.
— Ничего из вещей не пропало? Если есть подобный повод для беспокойства, разумно воспользоваться сейфом в номере.
— Разумно. Но я не пользуюсь сейфами в отелях. Самое ценное обычно у меня при себе.
— И что это?
— И вы правда рассчитываете на ответ? Личная информация.
— Ну да, конечно, прошу прощения.
— Не стоит того. А у вас та же квалификация, что у Луиджи?
— Перевертыши? Нет, я их не вижу. Да их никто не видит, синьор Грушецки, вы же знаете.
Ну да, кроме энтомологов и него самого. Но он такой один.
— Но у меня хорошая реакция. Со мной ваши женщины будут в безопасности. Однако будет проще, если вы уточните, от чего именно предстоит их охранять.
— От неожиданностей. Иногда я теряю контроль, Паоло…
До сей поры он не имел необходимости задумываться, потому что и не жил с ними под одной крышей, но тут вырвалось словно само собой и легло в строку. А ведь верно… что будет, если он не сумеет остановиться? А у этого вот хорошая реакция.
— Синьор имеет двойную природу?
Грушецкий вытянул из нагрудного кармана рубашки фасетчатые очки.
Далекий вой сирены разорвал паузу в разговоре. И повторился еще один раз, уже ближе. Бармен вздохнул, пошел в подсобку, зашуршал, раскручивая шнуры и шланги, устанавливая насос, поднимая водонепроницаемые щитки у дверей.
— Что это?
— Так северо-восточный ветер давит уже третий день, синьор Грушецки. Имеет смысл расходиться, если, конечно, не желаете окунуться в экзотику.
Точно же. Сколько раз приезжал, а не застал ни разу, даже в несезон. Зато теперь она застала его. Окунемся.
Прибыла аква альто.
Возле моста Академии отстегнул штанины у карго, остался в бермудах, сверкая лодыжками заядлого велосипедиста. Вынул из рюкзака пару мусорных пакетов, перевязал над коленями, побрел, рассекая воду, ощущая себя как в шоссах — ну, удобного мало. Да и холодно. Неплохо бы не навернуться в канал, добираясь до дома, берега-то каналов залиты, тоже под водой. Удивительное дело — тонешь в воде, а выплывать из нее нужно опять в воду. Очень похоже на политику, так-то. Очень похоже на жизнь. В «Сан-Кассиано» с отвращением скинул липкий полиэтилен, пятная грязными разводами ботинок мрамор вестибюля. Постоял в коридоре возле номера, с сомнением разглядывая двери. Нет, не чуял чужих следов. Не покидала мысль, что он сделал что-то не то.
Подумал и набрал номер энтомолога:
— Строцци, этот ваш человек…
— Показался вам не вполне человеком?
— Нет, тут как раз все нормально. Что вы ему рассказали обо мне, Строцци?
— Ничего личного. Было бы глупо на моем месте подставить такого, как вы.
Все верно, двойных агентов ценили, их было мало.
— А что вы можете о нем сказать?
— Служил с отличиями, хладнокровен, отменный стрелок. Я сам его рекомендовал здесь в Павии в карабинеры, вот и взяли. Ко мне прислушиваются.
Еще бы. Сеть энтомологов незаметно пронизывала все поры старого мира, весьма трудно проскользнуть сквозь нее незамеченным.
— Что-то не так, синьор Грушецки?
— Всё так… почти. Но что-то не дает мне покоя, не пойму, что.
Луиджи молод, мог и проболтаться. Энтомологи тоже люди.
Конечно, вопрос о самом ценном был глупым, и не являлся поводом для беспокойства, но что-то, тем не менее, напрягало.
— В любом случае, всё в силе, синьор Грушецки.
— Да, в силе, Луиджи. Спасибо.
Когда добрался до дома, кольца в кармане не оказалось — наверное, выскользнуло из кармана в зеленую воду лагуны, навсегда обручив его с морем.
Глава 19 Звонок другу
Риальто
Новак возник сам. Едва переступил порог, проверил входящие, пришлось окунаться