Он велел мне поспать, но я не могла уснуть. Открыла окно в своей комнате и смотрела на звезды. Наверное, хотела найти среди них Божественных и просить их о помощи. Мне было страшно. Под утро за окошками мельницы заметались огни, и послышался стук копыт…

Папа обо всем позаботился. Он хотел, чтобы из-за него никто не пострадал. Мельница была пуста: мельник с семьей ушли еще ночью, потому что папа дал им денег и велел найти безопасное место. Когда стало ясно, что нас нашли, папа велел мне бежать. Я не могла его бросить, стала плакать и умолять остаться с ним. А он дал мне свой меч и сказал: «Моя дочь должна быть сильной. Возьми этот меч и сохрани его. Времена его славы еще впереди. А я докажу, что еще не настолько стар, чтобы покорно ждать смерти. Ступай!»

— И ты ушла?

— Ушла. Иногда я жалею, что поступила так. Но я привыкла верить папе. Он был такой, что ему нельзя было не поверить. И нельзя было не послушать его.

Дальний конец деревни был охвачен огнем, и там с воплями метались жители и преследующие их убийцы. Я незамеченной перебежала дорогу и спряталась в большом сарае. У меня был папин меч, и я дала себе слово, что лучше брошусь на этот меч, чем сдамся убийцам. Пожары были совсем близко, меня начал накрывать дым. Я поняла, что рано или поздно сгорю заживо или задохнусь, если останусь в сарае.

— Ты видела, как погиб твой отец?

— Нет. Но я знаю, что случилось. Когда я уходила с мельницы, он стоял с булавой в правой руке и с открытым масляным фонарем в левой. На полу была разбросана солома. Папа никогда бы не позволил, чтобы его тело досталось прислужникам магов. Он знал, как избежать участи Неупокоенного…

Когда пришел рассвет, я выглянула наружу в прорехи в кровле сарая. На улице лежали мертвецы — женщина в ночной рубашке и мужчина, почти совсем голый. Крылья мельницы пылали, и пожар бушевал внутри каменной башни. Все было кончено. Наверное, я плакала. Я не помню. Потом завернула меч в дерюгу и закопала его в углу. Хорошенько запомнила место и вышла из сарая.

Я знала, что псы все еще в деревне, но не хотела больше прятаться. Мне повезло: у обочины дороги, недалеко от моего укрытия лежал труп девушки примерно моих лет. Болт пробил ей голову под правым глазом, и волосы, такие же темные и длинные как у меня, слиплись от крови. Я втащила покойницу в сарай, сняла с нее крестьянское платье и надела на себя, а ее одела в свой верховой костюм. Лицо у меня было черным от копоти, а руки перемазаны кровью и землей. Я подумала, что псы примут меня за мужичку, что мне удастся выбраться из сожженной деревни, если Тринадцать помогут мне.

Я добралась почти до самой окраины, и тут меня заметили. Они схватили меня. Я показалась им славной игрушкой. Они…

— Что?

— Не хочу об этом говорить, — Флавия снова отвернулась. Я подошел, осторожно коснулся ее плеча — и она ударила меня по руке.

— Не смей меня трогать! — крикнула она. — Ненавижу, когда жалеют.

— Я… я всего лишь хотел…

— Услышать, что было потом? Тебе интересно?

— Нет. Если не хочешь, не говори.

— Их начальник забрал меня к себе, — сказала Флавия, немного успокоившись. — Все бывшие у них Кровавые камни были полны душами жителей Иль-Флор, и мне оставили жизнь. Может быть, они к тому времени нашли труп той девушки и решили, что дочь предателя мертва. Может быть, мне просто повезло. А потом, наигравшись и решив, что я ему надоела, капитан наемников продал меня Нанну. За пять крейсов, две бутылки лотийского меда и новый оголовник к своему мечу. В тот день я узнала себе цену.

— С тех пор ты ненавидишь магов?

— Да. И поверь, их есть за что ненавидеть. — Тут она заглянула мне в лицо. — Ты жалеешь, что убил этого Ингольфина?

— Сказать по правде, не то, чтобы жалею, но неприятный осадок остался. Совсем непросто полосануть человека кинжалом по горлу.

— Убей в себе жалость, Сим. У Зла много обличий, но худшее из них — маги. Они как бешеные псы, несут только горе и смерть.

— Но ведь есть и добрые маги. Целители, советники, созидатели.

— Маги — всегда маги. За ними от начала времен тянется страшный след. Знаешь, для чего Ингольфин использовал иллюзию моффи?

— Нет. А ты?

— Помнишь кристаллы на полке? Я потом еще разбила их. Это Кровавые камни. Иногда он приводил больных детей к себе в дом. Некоторые боялись, начинали плакать. А Ингольфин не любил, когда дети плачут. Он создавал иллюзию моффи, и маленькие плаксы успокаивались. Они начинали улыбаться и просить поиграть с моффи. Ингольфин разрешал. А потом брал ребенка за руку и вел в тот погреб. Так он заполнял кристаллы силой.

— Хватит! — Я пожалел, что убил Ингольфина быстро. — И такое отродье ходило по земле? Даже не верится! Надо было его медленно на куски порезать. Как ты узнала?

— У меня есть дар с детства. Иногда, оказавшись в незнакомом месте, я могу видеть события, которые происходили там какое-то время назад, или произойдут в будущем.

— Ужасно. Зачем же он нам показал эту иллюзию?

— Может быть, по привычке. А может, хотел, чтобы мы не почувствовали опасности. Не исключено, что наши с тобой жизни могли закончиться в том погребе.

— Я… мне очень жаль, Флавия.

— Она правду говорит, — сказал за моей спиной звучный и очень знакомый голос.

Флавия вскрикнула. Я повернулся на каблуках и увидел Беа.

— Она правду говорит, — повторила Беа, делая шаг вперед и глядя на меня своими демонскими глазами. Мечи у нее были в ножнах, а руки женщина-демантр скрестила на груди. — Все так и есть. Убери кинжал, парень. Я пришла с миром.

— Как ты нас нашла? — спросил я, опустив оружие.

— Следила за вами. Слышала, стоя за дверью, твой разговор со старьевщиком-сидом. Потом вернулась на постоялый двор и узнала, что Хаспер побежал в замок наместника — доносить. И пошла предупредить вас о предательстве. Вы правильно сделали, что сразу убежали из города. Сейчас оттуда даже крыса не выберется. Вас повсюду ищут.

— Почему ты пришла сюда?

— Ты не сид, — внезапно сказала демонесса. — Уж не знаю, как ты обрел облик сида, но ты говоришь и ведешь себя, как человек. Наверное, это магия. Только знаешь, мне на это плевать. Ведь со мной тоже случилось