Ведомые шустрым юнгой, разведчики нашли довольно быстро в западном крыле дворца и передав капитан-лейтенанту рацию с питанием, Дим поинтересовался, где можно найти командира взвода Ашика.

– Здесь где-то, – пробурчал комбат. После чего махнул рукой: – Не мешайте.

Лейтенанта помог найти Юрка, тот допрашивал двух парней в красноармейских шинелях в одном из смежных помещений.

– Здорово, ребята! – обрадовался Ашик. – Какими судьбами?

– Держи краба, – впечатал свою ладонь в его Дим. – Привезли вам рацию взамен разбитой.

– А это кто? – пожав руку взводному, покосился на парней Петро. – Рожи у них какие-то протокольные.

– Власовцы, – нахмурился лейтенант. – Их немцы использовали при обороне дворца вроде наживки.

– Как это?

– До очень просто. Пускали впереди себя и те орали «Мы свои не стреляйте!», ну а когда наши «клевали», били их в упор, как куропаток.

– С вами все, – поднял глаза на власовцев Ашик и заорал: – Сашка!

Как из-под земли появился Кацнельсон и расплылся в улыбке:

– Кореша! Живые!

– Этих двух предателей в расход, – продолжил лейтенант. – Выведи их во двор и шлепни.

– Топай, гниды, – щелкнул затвором ППШ Кац. И все трое направились во двор. Откуда вскоре глухо стрекотнула очередь.

– А где Жора? – закурив, поинтересовался Михаил. – Вы же всегда вместе.

– Его ранили на дамбе, – вздохнул Дим. – Тяжело. Вот думаем с Петькой навестить в госпитале, как только освободимся.

– Понял, – выдул носом дым лейтенант. – Ну что, организовать вам экскурсию?

Спустя пять минут, они шагали по бесчисленным анфиладам и залам дворца, в которых сновало множество военных различных родов войск и званий.

– Ты смотри, какая история, – скептически взглянул на них лейтенант. – Когда все это захватывали, здесь были подразделения нашей бригады и офицерский штурмовой батальон. А теперь, гляжу, целая армия.

– Не иначе, тоже экскурсанты, – кивнул Петька на двух упитанных солдат, тащивших за штабного вида начальником громадный свернутый в рулон ковер и плащ-палатку, из которой выглядывали золоченые багеты.

– Вроде того, – ответил Ашик, и они поднялись на второй этаж по широкой, частично обрушенной мраморной лестнице.

Первое, что бросилось глаза там – просторное, воняющее лекарствами и мертвечиной помещение, в котором на двух ярусных нарах вперемешку лежали раненые и отдавшие богу душу немцы с венграми.

– Это у них один из госпиталей, – шагая по среднему проходу, над которым висели люстры в позолоте, сказал командир взвода. – Кстати, глядите, кого мы тут еще обнаружили.

У высоких распахнутых дверей с королевскими вензелями лежали несколько прошитых очередями эсэсовцев с желтыми лицами и раскосыми глазами.

– Не иначе калмыки, – тронул одного сапогом Ашик. – Дрались до последнего, как черти.

(Здесь Михаил несколько ошибся. На самом деле, что выяснится много лет спустя, «калмыки» были монахами из Тибета, вывезенными в свое время оттуда немецкой «Аненербе»[60], из отряда известного диверсанта Отто Скорцени[61], участвовавшие в обороне королевского дворца по его приказу).

– Да, тут всякой твари по паре, – сказал Петька. – А что будете делать с живыми?

– Что-что… Сообщим в санроту, – буркнул лейтенант. – Пусть определяют их дальше.

– Кстати, а о каком штурмовом батальоне ты говорил? – поинтересовался Дим. – Впервые о таком слышу.

– Лихие ребята, – оживился Михаил. – В прошлом все офицеры, побывавшие в плену. После фильтрационных лагерей их не судили, а свели в этот самый батальон и дали возможность искупить вину кровью. В солдатских книжках так и записано, красноармеец-лейтенант, красноармеец-майор, сам видел. Дрались как черти, наворотили горы фрицев.

– Чего и следовало ожидать, – отпихнул ногой валявшийся на пути фаустпатрон[62] Дим, и они пошли дальше.

Чем выше поднимались моряки, тем роскошнее становились помещения. На обтянутых штофом и гобеленами стенах висели картины великих мастеров, кругом матово отсвечивали мрамор, хрусталь, бронза и позолота. Впрочем, многое было испорчено пулями и сколками. И везде на полу был так называемый «культурный слой» из натасканной сапогами грязи, тряпья, соломы, окровавленных бинтов, трупов и военного хлама.

Постепенно поднялись на самую верхотуру, обратив внимание на многочисленные пробоины от авиабомб – следы бомбежек союзной авиации.

С крыши, над которой трепетало алое знамя, открывался вид на поверженный, дымящийся развалинами Будапешт.

– Ура! – заорал размахивая бескозыркой Петька, и все трое выпустили в хмурое небо по нескольку очередей. Для полноты ощущений.

На следующий день командование организовало похороны погибших, в которых приняла участие вся бригада.

Ребят опускали в братские могилы при развернутом знамени, гремели прощальные залпы. Далее были короткий отдых и пополнение (на должности убитых командиров взводов и рот назначили восстановленных в званиях офицеров того самого штурмового батальона), а потом Дим с Петром решили навестить Жору.

Задача облегчалась тем, что в санчасти бригады знакомая медсестра Люба Кащенко сообщила им, что госпиталь, куда Дорофеева отправили сразу после боя, находится в городке Кечкемет, расположенном в восьмидесяти километрах юго-восточнее Будапешта.

Туда друзья отправились утром на трофейном «кюбельвагене», испросив разрешение командира роты.

– Чтобы к вечеру вернулись, – сказал тот. – Мой привет Жоре.

Уложив на заднее сиденье туго набитый продуктами «сидор» и плоский бочонок с токаем, разведчики проверили автоматы, после чего тронулись в путь.

День, между тем, удался. В хмуром небе впервые за много дней проглянуло солнце, с крыш закапало, начиналась оттепель. Изрядно поколесив по разбитому, запруженному войсками городу, то и дело сверяясь с картой, моряки выбрались на ведущую в сторону Кечкемета автостраду, после чего сидевший за рулем старшина прибавил газу.

– А где ты так наловчился водить машину? – развалившись на сидении, зевнул Петька. – Ловко управляешься.

– Это еще в парашютном батальоне, – ответил Дим. – Там многому учили.

Время от времени навстречу попадались следующие в сторону Будапешта колонны грузовиков и конные обозы, по обе стороны от разрушенной во многих местах автострады, в полях и рощах чернела сгоревшая и брошенная немецкая техника, а также вмерзшие в грязь трупы.