Вскоре в опускающихся на землю сумерках, на дороге возник маленький пятнистый автомобиль-таблетка и, подвернув к обочине, остановился. Хлопнула дверца, расстегивая на ходу плащ, из него выбрался коротышка в высокой фуражке.

– Офицер мой, – шепнул в ухо напарнику старшина, и они метнулись к машине.

Справляющего малую нужду коротышку Дим сшиб в прыжке и оглушил ударом в темя, а рванувшего было с места шофера Аркашка прошил короткой очередью.

– Ходу! – рявкнул старшина, вслед за чем разведчики сгребли обмякшее тело под микитки и поволокли вверх, к Генке.

– Быстрее, – выскочил тот навстречу, – за поворотом грузовик, – минут через пять будет на месте.

Когда сопящие моряки отбежали пару сотен метров от засады, внизу послышалась лающая команда, и в их сторону зачастили выстрелы.

– Так, – оглянулся назад старшина, – берите фрица и вперед, иначе не уйдем. Я прикрою.

– Может мы вме… – начал Аркадий и замолчал, поймав яростный взгляд Дима.

– Выполнять, – прошипел тот. – Я вас потом догоню, двигайте.

Когда, подгоняя очухавшегося коротышку, моряки исчезли меж россыпей камней и чахлого кустарника, Дим дал очередь с колена по двум, выскочившим из-за гребня немцам (один, широко взмахнув руками, упал), после чего сделал рывок в сторону.

В течение следующего часа, уводя врагов за собой и отстреливаясь, Дим вел неравный бой и не мог оторваться. Не помогла и опустившаяся на землю ночь, разведчика преследовали мастера своего дела. К тому же они хорошо ориентировались на местности, а старшина нет. Дело шло к развязке. Расстреляв четыре рожка и отшвырнув в сторону автомат, Дим выдернул кольцо из последней гранаты и решил прорваться. Сверху вниз, сквозь окружавших его немцев. Метнув «лимонку» в неясные тени, он прыгнул вперед вслед за грохотом взрыва и сшиб рукояткой парабеллума что-то вставшее на пути. Живое и воняющее потом. А в следующий миг в голове ярко вспыхнуло, перед глазами поплыли круги. Все исчезло.

…Очнулся старшина от чувства сильнейшей жажды. Она разрывала его изнутри, жгла огнем рот, и он прошептал разбитыми губами «пить».

Его слово было услышано, об зубы лязгнул металл, и Дим судорожно заработал кадыком, впитывая живительную влагу. Потом он разлепил заплывшие глаза, в них ударил электрический свет, и замотал головой, освобождаясь от одури.

– Ну, вот ты и пришел в себя, – сказал кто-то на ломаном русском языке, а в поле зрения Дима возникли хромовые офицерские сапоги с жесткими голенищами.

Он с трудом поднял голову и осмотрелся.

Напротив, раскачиваясь с пятки на носок, стоял офицер в черном мундире с рунами[56] на петлицах, а чуть сбоку – солдат, державший в руке кружку. В глубине комнаты, за массивным столом, под висевшим на стене портретом Гитлера восседал толстый, с железным крестом на шее армейский оберст[57], а в углу за маленьким столом еще какой-то хмырь, перед которым стояла пишущая машинка.

Старшина сидел на деревянном стуле, руки скручены назад, маскхалат разорван и в бурых пятнах.

– Бумаг при тебе никаких нет, – чуть наклонился офицер, – но судя по всему, ты диверсант. Звание, фамилия, номер части?

– Да пошел ты, – прохрипел Дим, вслед за чем загремел на пол вместе со стулом.

– Ферфлюхтен швайн! – вытер руку надушенным платком эсэсовец и кивнул солдату. Тот привел все в исходное.

– Повторяю вопрос, – сжал эсэсовец тонкие губы, в ответ Дим харкнул кровью на пол, за что получил второй удар, в челюсть.

Когда туман в голове рассеялся, он услышал разговор из которого понял, что оберст предлагает его немедленно расстрелять, а эсэсовец – посадить под замок, чтобы утром допросить еще раз, а затем повесить.

Мнение последнего оказалось решающим, был вызван конвой и старшину вытащили на улицу. Там, подталкивая в спину, егеря (Дим определил это по кепи и нашивкам) повели его вдоль улицы, и по дороге пленник успел мельком оглядеть окрестность. Место, где его допрашивали, было венгерским селением с костелом, внизу угадывался Балатон, а вверху чернела кромка леса.

Миновав небольшую, заставленную машинами площадь, егеря втолкнули Дима в стоящий на окраине сарай, за спиной хлопнула дверь, потом громыхнул засов. Сделав несколько шагов вперед, моряк обессилено прижался к стене, прислушиваясь. За стеной мерно прохаживался часовой, где-то далеко выла собака.

Несколько обвыкнув в темноте, Дим сполз на пол. В противоположном конце светлело забранное решеткой окно, сарай был срублен из бревен, пол бетонный. Но сдаваться он не хотел и попытался освободить связанные за спиной руки.

Это не удалось, хотя под напряжением крепких мышц, сыромятный ремень затрещал. И тогда старшина применил известный ему метод. Обучили в парашютном батальоне.

Опершись спиной о стену, приподнялся на полусогнутых ногах, пропустил кисти под узкий зад и в следующее мгновение они оказались спереди.

– Что и следовало доказать, – прошептал Дим, растирая запястья и восстанавливая кровообращение.

Когда в кончиках пальцев закололо, он проверил их подвижность, вслед за чем скользнул к двери. В ней были щели. Прижавшись к одной лицом, разведчик затаил дыхание. Вскоре за ней возник часовой, щуплый и невысокого роста. «Мозгляк, – промелькнуло в голове, – задавлю сразу». Но как его заставить войти внутрь? В этом была проблема.

Спустя пару минут мозг выдал решение.

– Ты – вонючая свинья! – четко сказал Дим в щель по-немецки, когда солдат появился снова.

– Вас-вас? – не понял тот и приблизился к двери.

– И Гитлер свинья! – еще громче выдал Дим, наблюдая за реакцией часового.

Она последовала незамедлительно.

Грязно выругавшись, часовой сдернул с плеча карабин и загремел засовом, намереваясь измордовать пленного. А как только переступил порог, забился в стальной хватке, облапившего его Дима. Через секунду шея егеря хрустнула. Старшина тихо опустил обмякшее тело на пол, сдернул с него пояс со штыком и подсумками, а также поднял оброненный карабин.

– Порядок, – щелкнув затвором, проверил в нем наличие патронов, а потом прислушался. Вокруг было тихо.

Затем, приоткрыв скрипнувшую дверь, старшина выполз наружу, огляделся по сторонам, вскочил и бросился вверх по склону к лесу. У первых высоких сосен, заполошно дыша, он свалился на прошлогодний слой хвои, но, пересилив себя, встал и побежал дальше. Спустя минут двадцать, когда Дим был в добром километре от селения, с его стороны в небо унеслись несколько ракет, а затем рыкнул пулемет, расчертив темноту трассерами.

– Очухались, – наклонившись, зачерпнул он ладонью стоячей воды из бочажины и плеснул в разгоряченное лицо. На нем сразу же заныли ссадины.