– Я не заставляю тебя ехать, – не глядя ему в глаза, отвечала Вера. – В условиях контракта подобное так же не прописано, и ты можешь отказаться. Никаких штрафов и санкций. А скоро, ты и вовсе сможешь уйти. Наверняка, тебя уже рвут на части другие каналы.

Марк понимал, что никуда он не уйдет. Не оставит ее снова одну. Ему хватило и того, что он уже пережил. В юности было проще. Теперь он уже не мальчик и мыслит совершенно иначе. По-взрослому. По-мужски, в конце концов.

– И еще… – Вера выдержала паузу, прежде чем продолжить. – Не думай, что я делаю это ради рейтингов и прочего. Я не фанатик, мне вполне хватает того, что имею. Но и, пожалуйста, не думай будто для меня все еще что-то значит… наше прошлое. Ты слишком переоцениваешь свое влияние на мою жизнь, Марк. Эгоистом, конечно, быть проще, но ты хоть иногда думай о других людях. Так можно, не сомневайся. Просто попробуй.

Она выдавала фразы быстро, чеканно, будто торопилась выплеснуть все накопившееся внутри и боялась не успеть. Или понимала, что может испугаться и снова замолчать? И кто знает, сколько на сей раз продлится ее молчание. Возможно, куда дольше тринадцати лет.

– Когда выезжаем? Есть что-то еще, что я должен знать?

– Через три дня. Все уже предупреждены, остался только ты. Я думала – откажешься.

– Почему ты так решила?

– Не знаю, – ответила Вера, снова уставившись в планшет, который Марку хотелось выхватить у нее из рук и разбить об пол. – Ты ведь назвал меня сейчас сумасшедшей. Почему?

– Я не то имел ввиду, и ты прекрасно понимаешь, о чем я говорил. Там опасно. – Он вспомнил поезд и ледяные прикосновения на своей коже. Вспомнил пожелтевшую в крапину сосновую иглу на своей щеке. Да и как это можно забыть? Игнорировать тоже нельзя, хотя долгое время у него это хорошо получалось. – Неужели рейтинги программы настолько низки, что вы все готовы устроить цирк, рискуя человеческими жизнями?

– Марк, – Вера наконец отложила планшет, подошла так близко, что не получилось бы даже вытянуть вперед руку, чтобы не упереться ей в грудь, – мы были подростками, нам все привиделось. Женя пострадал не из-за мистических сил, а вполне реальных и осязаемых. Ты сам, кажется, говорил, что там кругом болота, вот он и угодил в одно из них.

– Болота, – эхом повторил он. – А провалившийся под землю магнитофон и… те ощущения, будто кто-то постоянно наблюдал за нами? Неужели будешь отрицать и говорить, будто ничего такого не было?

– Я еще тогда поняла, что с магнитофоном вы все придумали, чтобы напугать меня. И знаешь, вам удалось. Какая же я была дура! Не нужно было мне за вами увязываться, и Мишку нельзя было пускать.

Она замолчала, отвернулась, но быстро справилась с эмоциями и даже смогла выдать некое подобие улыбки.

– Повторяю, у тебя еще есть возможность передумать. Да, будет сложно без главной звезды. Только и я не первый день на телевидении работаю. Придумаю такую историю, что еще останусь в плюсе. Слушай, может, ты на самом деле не поедешь?

Марку не понравилось, с какой надеждой она задала вопрос. Ее желание избавить себя от его общества вполне понятно, но от этого общий фон не становится менее обидным. Даже оскорбительным. Да он теперь под дулом пистолета не откажется ехать. Он так и сказал Вере, у которой лицо вытянулось от удивления. Неужели она и в самом деле рассчитывала на другой исход?

– Я тебя поняла. – Она улыбалась дежурной улыбкой редактора, который печется о своем подопечном. – Тогда нужно будет уладить некоторые формальности, и выезжаем. Съемки рассчитаны на семь полных дней, погоду обещали хорошую, ночи уже довольно теплые. Я пришлю на почту точную дату и время. Всего доброго.

Она снова превратилась в чужую, отстраненную женщину, с которой его связывали исключительно рабочие отношения. Было это хорошо или плохо, не понятно. Но на душе у Марка скребли когтистые кошки.

Даже если все так, как она говорит, если происходящее на заброшенном кладбище просто разыгравшаяся фантазия, он не мог понять причин, по которым туда нужно ехать. Все уже сказано во время прямого эфира, где он понял, что ощущают те, кто приходит на шоу за помощью. Было странно слышать от посторонних людей его историю. В определенный момент он поймал себя на мысли, что ждет от них объяснений, хочет, чтобы и ему помогли. Но «колдуны» и «шаманы» тараторили заученный текст, совершенно не задумываясь о реакции того, кому их слова могли нанести ущерб.

Неужели со стороны он выглядит так же? Актерский талант не списывает грехи, напротив, множит их, потому как Марк Воронов может быть куда убедительнее кучки недоучек. Почти забытое чувство брезгливости липкими пальцами сдавило горло. Он зажал рот ладонью и побежал вдоль коридора, надеясь успеть.

Его рвало, выворачивало наизнанку внутренности, и все казалось мало. Хотелось прополоскать себя с отбеливателем изнутри. Но, скорее всего, ничего не изменилось бы. Слишком сильно пристала к нему грязь.

Когда-то он всерьез думал, будто позорит профессию, участвуя в подобном балагане. Позже принял все как должное, убеждая себя, что все происходит не на самом деле и люди просто принимают условия игры. Теперь же он ненавидел себя и все, что делает. Ненавидел всех, кто хоть как-то причастен к вертепу под названием «шоу-бизнес».

Вечером он разыскал Веру, чтобы сообщить о своем желании разорвать контракт досрочно. Он не откажется поехать в этот раз, но пусть эта поездка станет последней в карьере великого и ужасного Марка Воронова.

– Хорошо. Принимаю твое решение. Будет сложно, но я постараюсь что-нибудь сделать. В крайнем случае отработаешь оставшиеся до сентября три с половиной месяца.

Вера не знала или не хотела знать, что стала частью кошмара, влилась в него, превратившись в кусочек пазла. Несколько часов назад уговаривала не ехать, теперь в голосе звучит разочарование. Наверное, он все же ошибался в ней. Ей все нравится, и она не собирается покидать судно, даже если оно начнет тонуть.

– В ближайшие три дня от тебя почти ничего не потребуется, можешь отдыхать. Завтра днем снимем «проходку» к заставке специальных выпусков и все. В два часа жду на проходной. Пожалуйста, не опаздывай.

* * *

Погода все же подвела. Еще с ночи зарядил ливень, и съемочная группа грузилась в машины, облачившись в разноцветные дождевики.

Атмосфера общей нервозности, подогретая ранним подъемом, не располагала к разговорам. Люди копошились как муравьи в горящем муравейнике. И шум дождя, прерываемый мощными раскатами грома, служил лучшим аккомпанементом к ожившей безмолвной инсталляции.

В день отъезда оказалось, что оборудование не помещается в арендованные грузовые автомобили, пришлось в срочном порядке искать фирму по заказу транспорта, что, само собой, заняло время.

Потом не досчитались ведущей и пары редакторов. Последние так и не появились, сообщив о внезапной болезни. И если с редакторами все решилось быстро, их обязанности распределили среди оставшихся сотрудников, то до Дианы Соул никак не могли дозвониться. Выезд находился под угрозой срыва, чего никак нельзя было допустить. Сорванные съемки грозили серьезными финансовыми и репутационными потерями.