Из головы не выходит: как он мог пойти в посредники. Скорее всего, был знаком со Смирновой. Хахаль студенческой молодости? Старая любовь, которая не ржавеет? А почему нет? В таком случае… Стоп! Они же похожи!

Как интересно!

Теперь ясно, где искать Ваню. В своей московской квартире господин Волнухин не станет прятать сына. А вот на даче… Но где его дача

Эля

У меня всё хреново. Кирилл со своими шестёрами уже достал. Чем больше от них прячусь, тем настырней они преследуют. Познакомились с моими однокурсницами и пустили слух, что я безотказка. И пожаловаться некому. Не в деканат же идти. Радости от учебы почти никакой. Из головы не выходит – мне здесь не учиться.

Переступаю через самолюбие, звоню Клаве. Подружка говорит, что у них тоже жизнь не сахар. Где живут, скрывает. Боится, наверное, что из меня Кирилл выжмет. Не сказала только, что ей бы мои проблемы. Но это звучит в интонации.

Чую, Клава не хочет, чтобы мы с Ваней общались. Она всегда чувствовала во мне соперницу. А тут ее ревность уже зашкаливает. Запала она на этого Ваню капитально.

Андрей Галахов

Я – Андрей Галахов, телеведущий шоу-программы. Сижу у себя в студии, втыкаюсь в тему, читаю подготовленные помощниками материалы, просматриваю записи. Звонит какой-то хрен. Представляется опером, говорит, что у него для меня убойный сюжет. Спрашиваю: а по телефону нельзя изложить? Нет, говорит, это не телефонный разговор. Ладно, соглашаюсь, приезжайте завтра в это же время. Нет, говорит, я уже здесь, в вестибюле, позвоните насчет пропуска.

Держу характер:

– Брошу всё, если скажете, с чем пришли.

– Новый русский снял девушку. А она украла из его домашнего сейфа миллион долларов.

– Ну и что? Подумаешь, сенсация!

– Ну, так вы не дослушали. Сейчас выяснилось, что это её отец.

Мне не надо жевать, я просёк всю ширь темы. Дети, не знающие своих отцов. Их миллионы.

Виктор Петрович Пряхин старался произвести впечатление интеллигентного опера. Смотрел доброжелательно, говорил гладко.

Что его привело? Слух, что за идею можно получить хорошие деньги? Это его проблемы. Лично меня волнует только, как зовут героев и как их найти?

Но это-то Пряхин и держал в секрете. Только обещал открыть, как только будет закончено расследование дела. Гарантировал, так сказать, «право первой ночи». Но взамен-то что?

Пряхин обратил внимание на развешанные по стенам фотографии активных участников моей программы. Это эксперты, политологи. Обратил внимание на снимок Волнухина.

– Случаем, не знаете, где его дача? – неожиданно спросил Пряхин.

До чего простой, оказывается, чувак.

– Откуда же мне знать?

– Ну, может, дружите.

Я сказал, что знакомство наше чисто деловое. Прокручиваем тему дискуссии по телефону, а потом за полчаса до передачи эфира. Вот, собственно, и всё.

– После эфира не расслабляетесь?

– Бывает, пропускаем пару капель коньяка.

– Может быть, когда-то что-то промелькнуло в разговоре насчет дачи?

Я начал заводиться. Какого чёрта я должен помогать какому-то оперу лезть в чью-то личную жизнь?!

– Знаете, Виктор Петрович, эта часть нашего разговора мне не интересна.

Пряхин не обиделся. Он занял на стуле более удобную позу и сказал:

– Видите ли, Андрей Николаевич. Чем быстрее я узнаю, где находится дача Волнухина, тем быстрее закончится следствие. То есть ваш интерес здесь тоже присутствует.

Знает, чем взять. Я припомнил, что однажды Волнухин позвонил и сказал, что опаздывает на дискуссию, попал в большую пробку у моста на Оке.

Кажется, Пряхина был доволен моим сообщением, не задал больше ни одного вопроса. Он подошел к стене, откнопил фотографию Волнухина.

– Возьму на время, с вашего разрешения. Это в интересах самого Волнухина. Хочу ему помочь. Он может попасть в скверную историю.

Ну, как тут отказать? Помогать милиции – наш долг.

Наталья Андреевна Павлова

После того, как Клаву увезли, Кишка еще раз напомнил мне, что, если я начну говорить в прокуратуре лишнее, это отразится на ее положении. Но я всё же рассказала следователю, как нас держали ночью в наручниках, как запугивали. Молодой следователь слушал, поигрывая ручкой, ничего не записывая. Я, по его мимике, как бы сочиняла, а он как бы не верил

А через час мне снова позвонил Кишка… Теперь я понимаю: страшна не коррупция, а вот эта спайка бандитов и ментов. Если ты попал в их руки, они тебя сотрут в порошок.

Я сама собиралась сходить к судье, только совсем по другому поводу. Мартын вышел на свободу. Ходил слух, что произошло это в результате предательства секретаря суда, то есть Клавы. Я понимала, что ничего не докажу. Мне просто хотелось посмотреть Надежде Егоровне в глаза. Для кого-то она важная птица. А для меня Надька Мешалкина. Учились когда-то в одной школе, в параллельных классах, часто общались и даже были влюблены в одного мальчика, Ярослава.

Идти в суд не имело смысла. Запишут на приём, Надежда увидит знакомую фамилию… Лучше встретить её возле дома.

Еще не так давно судья Мешалкина жила в обычной квартире. Теперь у неё отдельный особняк на окраине города, в сосновом бору, на берегу озера. Забор метров пять высотой, кованые ворота, площадка перед воротами выложена гранитными плитами. Перед воротами джип. Я взглянула на номера и обомлела. Три семерки! Известная всему городу машина Мартына.

На всякий случай спряталась за соснами. Может, Мартын кому-то свой джип продал? Ждать пришлось довольно долго. Наконец, калитка открылась. Я замерла. Вышел Мартын, за ним Мешалкина.

Я стояла ни живая, ни мертвая. Заметят – мне конец.

Они говорили о чем-то, смеялись. Мартын сгреб Надьку в объятия, потискал. Мне хотелось выть. Теперь не оставалось сомнений: это она подставила Клаву. И в этом отчасти моя вина. Это я попросила ее взять дочь на работу.

Домой можно было вернуться на автобусе. Но я пошла пешком. Что же делать с Ярославом? Как ему сказать, чтобы не подумал, что это моя женская хитрость? Он в этом смысле очень подозрителен.

Если звонить ему, то прямо сейчас, пока я на взводе. Клава всё же дала мне его телефон. Набираю цифры. Длинные гудки. Наконец, знакомый высокий голос.

Называю себя и прошу меня не прерывать.

– Не веришь, взгляни на свои фотографии. Клава вся в тебя.

Ярослав молчит.

– Ты меня слышишь?

Молчание. Потом тяжелый вздох.

– Слышу, Наташка, – говорит Ярослав. – А ты знаешь, что она сделала?

– Что?

– Ну, не знаешь, и ладно.