была, императора турецкого ударил, где (говорят) кровавая битва вновь началась, и уже турки мыслили удирать, но увидели наших, частью с устрашенными конями от верблюдов, частью неуверенной вестью убийства короля потревоженными. Сразу же янычары начали о себе напоминать и битву возобновлять.

Гуниад, увидев тревогу своих и бегство, сразу же короля, бьющегося, из порядка густых неприятелей турок попробовал отвести, но не мог, ибо когда его говорил убежать, и лучшего счастья ждал, король ему ответил, «Удирать есть дело мерзкое, и меня и народа моего недостойное, и тоже негодится потому удирать перед тем, кто на кого войну поднимет». Сказав это, между столпившихся неприятелей, мужественно начиная, сам своей рукой множество их побил. Там же потом, когда к вечеру наклонилось, король убитый с раненными коня саблями янычарскими был рассечен. А Гунияд не в состоянии был королевское тело добыть, когда все порознь удрали и сам тоже с немногими волохами убегал, и турки, потеряв и получив победу над конным войском, не гнали удирающих [286] венгров и волохов и лагерь в течение трех дней штурмовать не смели либо ночью, сомнительную еще победу имея, опасались засад наших. На третий лишь день лагерь добыли, из которого две тысячи возов с великими сокровищами взяв, раненных и немощных жестоко поубивали.

Кардинал Юлиан, удирая с одним мультаном, который его через Дунай, перевез, из-за множества золота, которое с собой тянул, был ограблен, убит и утоплен. Поляков лишь двое с этой битвы неудачной убежали: Ян Жешовский[133], который был потом епископом краковским, и Гжегож Саноцкий[134], который был архиепископом львовским. Тарновские брата два убиты и сыновья Завиши Черного. Со всего войска венгерского, которого двадцать тысяч было, едва пятая часть в битве погибла, и турок восемьдесят тысяч, как Длугош и Меховский, fоl. 307, свидетельствует, наши побили. А согласно Бонфину тридцать [тысяч] их на поле пало. Если бы быть король выжил, наша взяла бы. Взятых в плен поляков шляхтичей двадцать четыре было. Из них двенадцать красивых юношей Амурат сам из-за их особенной красоты отобрал себе в Андрианополь в спальню, и сразу же те сговорились тирана убить. И сделали бы дело славное, но их один болгарин выдал, которого тоже к этому совету неосмотрительно припустили. А когда это так вышло на явь, те шляхтичи польские, боясь живо прийти в руки тирану, заперли двери хорошо, сами взяв оружие в руки, бились друг с другом до упаду, [286v] посекли и от своих ран полегли, чем красоту польского благородства язычникам показали.

А случилось это неудачное поражение в году Господнем 1444, правления Владисла в Польше 11-го, и в Венгрии пятого, возраста своего едва двадцать лет дошел. Но Меховиус, fоl. 307, lib. 4, пишет, что двадцать первого вгоду погиб возраста своего. Был стати высокой, лица смелого, греческого, но очаровательного и серьезного, волосов русых, в труде и постах очень терпеливый и трезвый, ибо вина не пил, в щедрости достаточной, добродеятельный, мирный и ласковый тоже и к неприятелю милосердный, большого умысла и сердца веселого, так что никогда ничего другого не мыслил, и никаких трудов не давал от себя отвести, что раз порядочно решил. Напоследок все качества, которые наибольшим князьям и монархам принадлежат, были в нем. А здесь видно в четыре раза большего, чем Ахиллеса смертью и умениями, Ягелловича из народа литовского.

Intеrrеgnum (межкоролевье) после Владислава, в течение двух с половиной лет и о склоках принятия королевства с Казимиром и с Литвой

Как только разнеслась весть об убиении Владислава в Польше, большая скорбь и грусть сердца человеческие по причине смерти господина точила. Еще некоторые твердили, особенно венгры, что здоровым ушел либо в Константинополь, либо в Венецию, либо [287] в Италию, либо в мультанскую землю. Другие тоже говорили, что еще есть в Албании либо Расции с войсками в полном здравии. Верили этому наши, ибо рады бы это видеть, но вскоре эта слава и вести в ничто обратились. Только господа польские отправили в Тракию, Болгарию и Грецию Яна Жешовского и Эгидзия Суходольского. Спрашивали те о короле, но ничего определенного о нем узнать не могли. А когда поляки узнали, что венгры другого себе короля избрали, Владислава, сына Ольбрыхта[135], императора, пятьлет только имеющего, то тоже созвали сейм общий на выборы короля другого в Серадзе вгоду 1445 на день св. Войцеха[136]. Там по мнению Збигнева, кардинала, решили, дабы Казимиру, великому князю литовскому, Владислава убитого брату, королевство было отдано.

Отправили тогда послов в Литву, дабы Казимира призвали на сейм, в Петркове созванный, где был с обеих сторон общий. О Речи Посполитой Польше, осиротевшей без короля, посоветовались и договорились. Казимир послов коронных без определенного ответа отправил, и в Петрков своих людей направил, таких, как Радзивила, Кежгала и Паца месяца сентября с этим приказом, говоря, что был утомлен скорбью и грустью по вышеупомянутому приключению брата и на этот сейм сам приехать не смог.

Еще говорил о призвании другого короля, как о деле недопустимом и незаконном, так как все дела еще неопределенные, и что он ни королевства, ни правления никакого не хочет принять; но ему [287v] показалось, что те наместники и губернаторы, которых Владислав, в Венгрию отъезжая, на своем месте поставил, Речью Посполитой правили.

Когда этот ответ съезду рыцарства и сенату коронному не понравился, отправили к нему второй раз восемь господ советных (панов радных), дабы его уже законным образом на королевство призвали, и если бы этого не хотел и тянул, то ему сказали, что другого себе короля искать должны. А Казимир все же в своем упоре стоял, когда его господа литовские задержали, которым на всех в делах военных и домашних нравился. Потому послы польские ни с чем должны были назад вернуться. Королева старая Ягеллова тоже Казимиру как сыну приказывала, дабы в этом деле более здорового совета использовал, но его уговорить никаким образом не могла. Казимир просил господ коронных, дабы подождали пока бы об этом на сейме [говорить]. А он с господами литовскими и русскими поговорил бы, которых созвал после Рождества Господнего 1446 в Вильне в месяце январе. И как только то время пришло, собрались господа коронные со шляхтой во второй раз в Перткув, и на этот съезд от Казимира шесть послов господ литовских приехало, прося, дабы еще выборы отложили. Если бы не хотели учинить, войной грозили полякам, так как Казимир с Литвой хочет на них