Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я снова вышел за клиентом на улицу. Он стоял у кадки с водой, погрузив туда руку по самое плечо, лицо исказилось от боли и облегчения. Все его тело содрогалось от страха и холода. Я ощутил неудержимое стремление утешить его, как давным-давно меня утешала в болезни мама. Но долг требовал совсем иных действий.
Когда мы вернулись на кухню, Смерти на месте не оказалось. Наш клиент окончательно выдохся. Он присел на табурет, с которого свалился пару минут назад, и поставил ноги прямиком в лужу из молока, яиц, меда и масла. Преисполненный досады на собственное невезение, он стянул с себя обгоревшую фуфайку, отшвырнул ее и принялся мыть под краном руки и голову.
Потянувшись за полотенцем, чтобы вытереть лицо, он совершил три роковые ошибки:
Оставил кран невыключенным.
Ненароком повернул вентиль газа.
Уронил на пол длинную цепочку сосисок.
И тут зазвонил телефон.
– Кого это черт дернул? – взревел он.
Я наблюдал за ним с порога кухни.
– Кто это?… Говорите же!… Нашли время шутки шутить, ублюдки… Так. Через пять секунд я кладу трубку… Четыре, три, два…
Он швырнул трубку на место и вернулся на кухню. Запах газа был уже довольно ощутим. Но он этого не заметил, потому что его внимание привлек шум льющейся воды. Он кинулся выключать кран, пока не полилось через край, поскользнулся в луже из остатков еды и подцепил крючками для шнурков связку сосисок.
Телефон зазвонил опять.
– Твою-то мать…
Клиент и его сосисочный хвост вместе поплелись к телефону.
– Если это опять ты… Ох… Привет. Нет, я как раз думал, что это ты… Нет, нет, все нормально… Да… М-мм… Полсотни на три тридцать? Да, конечно… Ничего, правда… Просто у меня тут небольшая авария… Да… Подожди, кажется, газом пахнет.
Он метнулся обратно на кухню, а следом за ним разъяренной гадюкой мчались сосиски. Выключив газ, он оставил кухню открытой и толкнул входную дверь, чтобы проветрить дом.
За дверью сидел пес Цербер.
Цербер был голоден. И он любил сосиски.
С трех красных языков текли слюни.
Смерть спустился по лестнице в тот самый момент, когда его питомец ухватился зубами за связку сосисок с маленьким вопящим толстяком на конце.
– Кто ему сейчас позвонил?
– Не знаю, – ответил я. – А кто ему звонил тогда?
Он позволил себе печальную улыбку.
– Кто вы, черт подери? – Клиент уставился на нас со смесью паники и ужаса. Он яростно дергал ногой, тщетно пытаясь стряхнуть с себя три пары цепких челюстей.
– Я Смерть, – представился Смерть, протягивая ему руку.
Мужчина с диким воплем выбежал на дорогу. Цербер не отставал, угрожающим рычанием подтверждая, что не намерен упускать добычу. Невинный участник этого действа, гирлянда из фарша, оказался распят между незашнурованной туфлей и пастью голодного пса.
* * *
– Снова дождь пошел, – заметил Смерть. Зарядил настоящий летний ливень. Гравий кладбищенской автостоянки в одну минуту стал мокрым. Крупные дождевые капли намочили побитую голову нашего клиента равно с тремя головами его монструозного противника, оросили свежескошенную траву, наполнили звенящий воздух тысячей мерцающих искр.
Ценой сосисок человек наконец высвободился из мертвой хватки адского пса и что есть духу побежал вверх по склону к могилам. Цербер счел добычу непозволительно малой платой за все его старания и решительно преследовал беглеца. И у одной из могил на вершине холма они снова встретились. Там продолжился их дикий ритуальный танец – взмахи ног и кружение, сопровождаемые рычанием и нечеловеческими криками. Мы со Смертью медленно брели под дождем следом за ними.
– За что ему такие страдания? – спросил я.
– Правила диктую не я, – ответил Смерть. – Так устроен мир.
– Но ведь все могло закончиться гораздо раньше.
Он обернулся:
– Ему просто не повезло, вот и все.
Трио в составе нашего клиента, сосисок и адской собаки крутилось и вертелось, рычало и сквернословило на вершине холма. Несколько раз они скатывались вниз и начинали вращаться вокруг нас, подобно планетам в поле тяготения двойной звезды; но потом, словно выходя из зоны нашего притяжения, срывались в открытое пространство и продолжали свое бесконечное хаотическое движение. Смерть хранил задумчивое молчание, пока не заметил, что клиент делает пируэт в направлении к свежей могиле.
– Время пришло, – изрек он.
У могилы еще не было надгробия, но на отвале осталась лопата. Цербер зарычал еще громче, применяя один из коронных собачьих приемов, а именно – замотал сосисками из стороны в сторону. Делал он это с такой силой, что его противник потерял равновесие и оступился, оказавшись почти вплотную к яме. Земля была скользкой от дождя.
Мужчина споткнулся.
Чтобы устоять, шагнул назад.
Зацепился о лопату и, выгибаясь, рухнул на землю.
Но земли под ним не оказалось – только черная яма глубиной шесть футов. Падая, он пробороздил головой откос ямы. Тело, чавкнув, приземлилось на дно, вверх полетели брызги, обдав и Немезиду – пса.
Цербер невозмутимо наблюдал за клиентом сверху. Из трех оскалившихся пастей свисала гирлянда розовых свиных сосисок.
– Он спотыкается, падает, ныряет и тонет, – мрачно изрек Смерть, похлопывая пса по средней голове. Мы нависали над ямой, точно грифы. Наш клиент лежал лицом в грязном месиве, судя по всему, без сознания.
– Он умер? – спросил я.
– Скоро. Он захлебнется.
Цербер одну за другой проглотил две сосиски. Смерть стал его дразнить, прикидываясь, что хочет отнять остальные. Сам не зная почему, я спрятал лицо в ладонях.
Эми позвонила через десять дней после нашей второй встречи и пригласила к себе в ближайшую среду. Это случилось через три недели после ее первого звонка. Квартира располагалась в том многоэтажном доме, где находилось кафе с видом на автостанцию, в котором мы уже дважды встречались. В свете того, что случилось месяц спустя, точнее будет сказать, что это были апартаменты в пент-хаусе.
Между встречами я думал о ней непрестанно. Чаще всего возникал такой образ.
Падает снег. Мы бредем вдоль реки у северного края луга под самой кромкой густого леса. Черные деревья пробиваются из заснеженной земли, как шипы из ящика для пыток. Неглубокий снег хрустит под ногами, нехоженый, нетронутый. Между стволами деревьев сверкают золотые огни вечера, отражаясь на неровной поверхности речного льда.
– Не знаю, как дальше быть, – говорит она. – Это все не то. Уже все не так…
– А как, по-твоему, должно быть? – спрашиваю я.