Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Триста фунтов в год[47].
Я едва устояла на ногах. Отказываясь верить своим ушам, я несколько раз просила повторить сумму, чтобы убедиться, что не ослышалась. До сих пор это кажется мне совершенной загадкой.
Со свойственной тебе подозрительностью ты, несомненно, уже ищешь подвох: вероятно, в доме витает некий сомнительный запах или странные звуки нарушают покой парадных комнат. Ничего подобного, заверила меня хозяйка, и не похоже, чтобы она кривила душой. Припомнив розовые занавески, ты, возможно, предположишь, что ранее здесь обитала дама полусвета[48]. И опять не угадаешь – последним здесь проживал пожилой и ничем не примечательный офицер, вернувшийся со службы в Индии, весьма желчный субъект с самой что ни на есть законной супругой. Долго они не задержались, что правда то правда, но, как объяснила мне хозяйка, старик был сущим ипохондриком и больше двух недель не мог оставаться на одном месте. Маловерие – твой извечный грех, не позволь ему завладеть тобой и на этот раз, а воздай лучше хвалы Святой Бригитте, Генгульфе[49] или Катерине Сиенской – не знаю, кто уж там является твоей покровительницей – за то, что ниспослала тебе дворец по цене лачуги и такого бесценного друга, как
преданная тебе Элизабет де Винт
P. S. Прости, что не смогу остаться в городе и разделить твой восторг, но бедняжка Арти так побледнел и исхудал после коклюша, что я хочу непременно и как можно скорее отправить его к морю, а так как я не в силах оставить его без присмотра, то и сама удаляюсь в изгнание.
* * *
Г-жа Монтрезор к г-же де Винт
улица N, 32, Мейфэр
14 мая
Дражайшая Бесси!
Почему же милый дружочек Арти не мог повременить с поправкой здоровья до августа? Я нахожу непостижимым упрямство, с которым дети всегда выбирают для своих болезней самое неподходящее время. А мы между тем обустраиваемся в нашем эдеме и внимательно осматриваем каждый его уголок, не притаился ли где-то змей, но до сих пор нам не привелось увидеть и кончика его пятнистого хвоста. В этом мире разочарованием грозит почти все, но только не дом номер тридцать два по улице N. в Мейфэре. Загадка столь удачной сделки так и осталась неразгаданной. Нынче утром я впервые отправилась на конную прогулку по Роттен-Роу[50]; лошадь вела себя несколько беспокойно – ах, боюсь, выдержка моя уже не та, что прежде. Сколько знакомых я повстречала! Помнишь ли ты Флоренс Уотсон, которая в прошлом году щеголяла копной рыжих волос? Так вот, копна никуда не делась, но стала черной, как смоль. И на что только не пойдут некоторые, лишь бы привлечь внимание к своей персоне, не правда ли?
На будущей неделе к нам приезжает Адела, чему я весьма рада. Мне порядком наскучили одинокие послеобеденные поездки; к тому же я всегда думаю, что не пристало молодой женщине разъезжать в брогаме[51] в одиночестве, да и на пару с собакой тоже. Мы разослали карточки за две недели до прибытия, и от визитеров уже нет отбоя. И это при том, что целых два года мы были оторваны от цивилизации, а лондонское общество славится короткой памятью. Так что, думаю, дела наши пойдут весьма неплохо. В воскресенье ко мне заезжал Ральф Гордон; он поступил в гусары и служит в N-ском полку. В какого славного юношу он превратился! Очень хорош собой, как раз в моем вкусе: статный, светловолосый и без бакенбардов. А то ведь большинство мужчин теперь стараются походить не то на мартышек, не то на скотч-терьеров. Я всерьез вознамерилась по-матерински опекать его. Мода совсем не изменилась: платья совершенно неприлично подчеркивают все изгибы, а юбки в ходу сплошь укороченные. Прости, но я их ненавижу. Высокие дамы выглядят в них дылдами, а невысокие совершенно теряются. Кто-то постучал! Слово «покой» можно смело вычеркивать из лондонского лексикона.
Любящая тебя Сесилия Монтрезор
* * *
Г-жа де Винт к г-же Монтрезор
отель Лорд Уорден, Дувр
18 мая
Милая Сесилия!
Как видишь, я собираюсь посвятить тебе не больше одного листочка. Виной тому не отсутствие времени – Бог свидетель, времени здесь в избытке – а совершенное отсутствие мыслей. Мой ум не настолько развит, чтобы породить сколько-нибудь оригинальную мысль; все мои мысли – следствие внешних явлений. Жизнь здесь мало располагает к глубоким размышлениям – я провожу свои дни, орудуя в песке деревянной лопаткой и поглощая креветки. Таковы мои обязанности; отдохновение же мое состоит в прогулках на пирс, куда я хожу встречать пассажирское судно из Кале. Несчастному всегда в утешение встретить еще большего страдальца, нежели он сам: пусть я изнываю от скуки и безделья и чувствую себя вялой тряпичной куклой, по крайней мере я не мучаюсь морской болезнью. Как удивительно хорошо становится на душе при виде посиневших, зеленых и желтых лиц моих братьев и сестер во Христе, бредущих мимо с несчастным видом. Здешний ветер дует беспрестанно с такой силой, что вихрь, сокрушивший обитель Иова[52], по сравнению с ним показался бы майским ветерком. Для покорения окрестных вершин самому генералу Вольфу[53] не достало бы упорства и отваги – разве сравнятся с ними жалкие Авраамовы высоты? Кругом эти ослепительно белые дома, ослепительно белые дороги, ослепительно белые утесы. О, как я непатриотична в своей ненависти к меловым скалам Альбиона! Отсылаю тебе этот скучный отчет – чтобы заполнить своим ворчанием две скромных странички, мне, стыдно признаться, пришлось писать крупными буквами. Как бы я хотела оказаться на месте этого письма и устремиться в мой дорогой, прекрасный, гадкий Лондон. Думаю, что даже Мадам де Сталь не тосковала так о Париже в тенистых садах Коппе[54].
Твоя безутешная Бесси
* * *
Г-жа Монтрезор к г-же де Винт
улица N, 32, Мейфэр
27 мая
Ах, дражайшая Бесси, как бы я желала уехать из этого страшного-престрашного дома! Прошу тебя, не сочти меня совсем уж неблагодарной после того, как