Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот тогда-то Запокровское и всплыло. Валерия Рудольфовна даже смогла для меня выудить из памяти более-менее точный адрес запокровской прописки – видела его когда-то в личном деле Дорошевич.
Под конец встречи (я вспомнила об этом буквально в последний момент) я уточнила, не интересовался ли кто-то еще в последнее время Еленой Марковной. Не навещал ли Валерию Рудольфовну один молодой человек вот такой-то и такой-то наружности, с таким-то голосом?
Нет, вообще никто не приходил, не задавал никаких вопросов, и, мол, слава богу, что не приходил, и без того хлопот по горло! Валерия Рудольфовна, с явным облегчением и от того бестактно, заявила, что я вообще первая, кто сунулся к ней выспрашивать об этом. Мол, такую историю, как эта, она с явным удовольствием стерла бы из своей памяти.
«Не сомневаюсь, – подумала я, – как и память обо всех годах работы младшим администратором, дорогуша».
Что ж, пока негусто, но результативно.
Время уже подвалило к четверти шестого. Конкретно на сегодня вариантов у меня было два.
Первый: завершить этот рабочий день визитом к Руслану Осиповичу. По-быстренькому отчитаться, и домой.
Второй: прокатиться по добытому у Коневец адресу. Время-то еще детское, в принципе.
Первый вариант оказался магнитом попритягательнее: присмотреться к Руслану Осиповичу с учетом полученной информации.
Проводился когда-то такой психологический эксперимент: подопытным (каждому отдельно) показывали фотографию и просили описать человека на ней. Рассказать, какое он производит впечатление, и так далее. При этом заранее сообщали (без указания имени), кто изображен на фотографии. Ученый, бывший предатель, рецидивист, школьный учитель, продавец из булочной… самые разнообразные варианты, каждому подопытному – свой. Разумеется, и впечатления каждый участник эксперимента описывал разные.
Но.
Им всем показывали фотографию одного и того же человека. И это лишний раз доказывало, насколько наше восприятие зависит от изначальной установки. Или от первого впечатления. У того же галантного балагура Арцаха я далеко не с первого раза заподозрила определенную, скажем так, дисгармонию в характере. Понятия не имею, как такие вещи обозначаются психотерапевтами, но закомплексованных людей обоего полу я при общении вычисляю безошибочно.
Вот так и с Кочановым: думаешь, что видишь перед собой заурядного, вполне безобидного пенсионера, бодрого в силу цирковой молодости; покупаешься на смирное выражение лица и вежливость, думаешь – ну, пожилой человек же. Но старость далеко не всегда равнозначна покою и смирению.
Да что там далеко ходить за примерами: я и сама в нужный момент не гнушаюсь изображать красивую пустышку или даму в беде. Хлоп-хлоп ресницами, хдыщ-бдыщ в пах, и готово. Иногда два раза хдыщ-бдыщ или подольше хлоп-хлоп, зависит от обстоятельств.
Решено, еду в пансионат. Кажется, примерно в это время у пансионеров вечерняя прогулка, или, выражаясь куртуазно, моцион.
Он и был, этот моцион, в самом разгаре. Причем не хаотичный, а вполне себе организованный. Деревья и кусты украшены разноцветными лентами и воздушными шариками; примерно по центру сада был накрыт стол: подходите, угощайтесь. Пансионеры и их родственники сидели не за столом, а на садовых скамейках, либо неторопливо прогуливались и ели-пили на ходу.
Ага, на одном из деревьев цветная тканая растяжка «Поздравляем с днем рождения!». Имя написано не было – видимо, полотнище с надписью использовали при каждом подобном случае, не заморачиваясь. Кому надо, тот будет знать, кого поздравлять.
Сиделка Дмитрий был здесь и заметил меня первым. Кивнул мне, как знакомый знакомой, подошел.
– Здрасте! Вы Женя, и к Русланосичу?
– Евгения, попрошу. – Я холодно глядела Дмитрию глаза в глаза: роста мы оказались одинакового. – Да, к Руслану Осиповичу.
– А, ну пойдемте тогда. – Он махнул рукой, указывая на крытое крыльцо: там находился мой клиент.
До этого всю дорогу до пансионата я размышляла. Положим, я знаю – хотя бы примерно! – что Кочанову нужно от меня. Мозги, ноги, грамотно выполненная работа.
А мне, кроме денег, какой интерес?
И вслед за Дмитрием, бдительно лавируя между неповоротливыми пансионерами, как лосось в стремительном потоке меж камней, поняла.
Женщины.
Ребенок мог быть вымышлен, как и письмо и цирковая деятельность. Но женщины… только если Кочанов вместе с Осколкиным не впали в коллективный психоз, дамы из досье реальны. И если Кочанов имеет тайный интерес, ставящий этих женщин под удар, то будет нелишним предупредить их. К тому же дамы могут знать о Кочанове что-то, чего не знаю я.
– О-опп… осторо-о-ожненько… – Дмитрий привычно-машинально сюсюкал и ворковал, придерживая под локоток очередную старушку или ловко убирая ногу от стариковской трости: не зацепить и не уронить. Кроме него, здесь были еще четыре сиделки, три женщины и мужчина. Почти у всех присутствующих – праздничные колпаки на головах, кто-то толчется у стола, трясущиеся руки подносят кусочки тортов на дрожащих вилках к приоткрытым ртам разной степени зубастости, а вот сиделка, добродушно ворча, вытирает чей-то перемазанный кремом рот…
Ух, епрст. Мне стало здорово не по себе. Я ощутила облегчение, ступив на веранду: кроме моего подопечного здесь никого не было.
Как здравствует принц крови нашей, Гамлет?
Так, Охотникова, врубай смесь безобидной кисы и наивной энтузиастки, ты ж могешь.
Руслан Осипович сидел в кресле-качалке, по случаю прохладного вечера по самый подбородок укутанный в теплый плед. На столике рядом с креслом торта не было, лишь чашка чаю. Руки у моего пожилого знакомца были тоже спрятаны под пледом. Неужто так зябко? Или, как в дурновкусном боевике, под пледом спрятан целый арсенал, а руки лежат на курке пистолета?
– Руслан Осипович! – радостно воскликнула я и протянула руку для рукопожатия (да, мысль о пальце на курке не давала покоя, считайте это профдеформацией). – Как вы поживаете?
– Евгения, здравствуйте… – Он кашлянул, вздрогнул, но выпутал обе руки из пледа и пожал мою. А затем оставил свои руки на виду, не стал закутываться обратно. Ладно, вопрос с пистолетом пока снят.
Я оглянулась: Дмитрий был уже далеко, помогал кому-то подняться со скамейки. Или, наоборот, помогал сесть, отсюда не разглядишь. А хороший Кочанов занял наблюдательный пост, все видно; и сел спиной к стене –