ручку и пододвинул это добро ей.

Та, нетерпеливо переминавшаяся с ноги на ногу весь разговор, задела ногой стоявший рядом самокат. Хорошая акустика старого здания превратила стук упавшего транспортного средства в оглушительный грохот.

Я подскочила к стойке и подняла самокат, приветливо улыбаясь одновременно и парню за стойкой, и циркачке. Самокат оказался совсем простой, без наворотов; и, что называется, в мясо использованный.

– М-мы тут только на три недели, п-п-потом дальше поедем. Мне нужно знать – к-ко…

Парень за стойкой (бейдж: «Артем, младший администратор») имел либо слоновий запас спокойствия, либо дефицит нервозности. Он пододвинул бланк и ручку еще ближе и равнодушно повторил:

– Оставьте заявку.

– Ваш самокат, – окликнула я Риту, все еще улыбаясь.

Та обернулась, пару секунд недоуменно, неузнавающе вглядываясь в мое лицо. Потом буркнула:

– Сп-пасибочки.

И прислонила самокат понадежнее.

Не узнала. Что ж, тем лучше.

Когда она отвлеклась, я занялась младшим администратором:

– Артем, здравствуйте. Помогите пожалуйста, будьте любезны. Сегодня я звонила Валерии Рудольфовне, она обещала выделить минуточек пятнадцать, если в течение дня обращусь.

Квелый парень слегка оживился.

– Фамилия?

– Охотникова, – с еще более обаятельной улыбкой прочирикала я.

– Подождите, я узнаю…

«Узнаю» располагалось за дверью позади ресепшен. Телефонный аппарат и на стойке был, но при нас администратор предпочел не выяснять. Всю ту минуту, что он отсутствовал, циркачка Ритка изучала бланк для заявки, хмурясь и беззвучно шевеля губами.

Моя же мысль в эту минуту неслась стремительнее табуна диких коней.

Ограбление. На гастролях. В обоих случаях это могут быть циркачи (да, я не исключала вероятности того, что бывший акробат-наездник-и-просто-красавец Кочанов был тем самым бандитом; имени которого Шурка – балда, ох и балда! – мне не сказал).

Довольно удобно: в Тарасове ограбления банков изредка, но случаются. На приезжих могут подумать не сразу. А уедут – с глаз долой, из сердца вон – про них и вспомнить-то не сразу могут. Циркачи – те же люди шоу-бизнеса, а при ограблениях чаще в первую очередь перепроверяют криминальные слои населения.

Опять же – нет, слишком удобная, слишком складная версия, но все-таки…

Визит рыжего гимнаста к – пока предположительно! – бывшему члену банды грабителей.

Накануне ограбления.

Да, был, был при Шурке этот спектакль одного пенсионера. Но Михаил мог и потом зайти. Потолковать без свидетелей. Если там, в пансионе, и правда с персоналом проблемы – кто бы гимнасту помешал. А коли уж Дмитрий в курсе спектакля Кочанова, то Руслан Осипович мог и попросить допустить посетителя после. Поговорить по-нормальному.

Вкратце весь этот вихрь мыслей сводился к двум словам.

Двойная игра.

Если Руслан Осипович мог прикидываться немощным, он мог прикинуться и безобидным пенсионером.

Я не знала, насколько подробно он осведомлен обо мне. Если только со слов Шурика, то это еще некритично. Да даже если бы Кочанов нашел кого-то из моих бывших клиентов, это и то погоды не сделало бы.

Потому что я тоже умею притворяться безобидной кисой.

Пусть Кочанов думает, что я выполняю грязную работу его руками. А я проведу свое расследование. Что-то мне подсказывает, что дело тут не только и не столько в письме и в обретении ребенка.

– …что? – Я как бы растерянно похлопала глазами.

– Вас готовы принять, – все так же монотонно сообщил младший администратор Артем. – Бабуш… Валерия Рудольфовна вас ожидает.

Кивок на монументальную лестницу в конце холла, слева от стойки:

– Наверх, на второй этаж, и до конца коридора.

И, без паузы, Рите:

– Вы заполнили заявку?

Я быстро поднялась по лестнице в указанном направлении. Здание Дома культуры, снаружи обшарпанно-грустное, стыдливо просящее о ремонте, внутри выглядело вполне прилично. Дверь кабинета номер одиннадцать и вовсе всем своим видом сообщала о благополучии владелицы кабинета. Одна металлическая табличка с именем чего стоила.

– Валерия Рудольфовна? – Я похвалила себя за уместно скромный внешний вид. Врубаем образ деликатной отличницы.

– Здравствуйте, Евгения.

Женщина, поднявшаяся ко мне из-за стола, была очень маленького роста – хорошо, если полтора метра на каблуках наберется. Маленький рост она искупала высокой и пышной прической и дородным телом. А пуще всего – исходящей от нее аурой властности и непререкаемого авторитета. Эта женщина умела заставить считаться с собой. Если флегматичный парнишка внизу ее внук, то готова спорить: он такой исключительно в целях самосохранения. Рядом с этой особой более оживленный человек не выдержит. Только пофигист.

Конкретика, напомнила я себе. Явки-пароли-адреса-фотографии.

– Людмила Сергеевна просила вас принять. Увы, четверть часа – все, что могу уделить. – Красноречивый кивок на объемистые папки с документами. – Увы и ах, покой нам только снится.

– Конечно-конечно. Много времени у вас не отниму. – Я стеснительно оглянулась на кресло перед столом администратора, явно для особо важных посетителей. Так, чтобы это было замечено хозяйкой кабинета.

Она заметила и снисходительно указала на него:

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Так, направление взято верно. Дама знает вкус власти и любит, чтобы ее авторитет признавали.

– Мила очень уважительно о вас отзывалась. Совсем недавно вспоминала о своем преподавании и о том, как водила учеников в ваш Дом культуры. В их районе своего не было. В ваш добирались на троллейбусе…

Валерия Рудольфовна слушала меня с благосклонной, почти родственной улыбкой.

– Но, – тут я сожалеюще вздохнула, – Мила рассказывала, что довольно долго у вас такого слаженного порядка не было. С середины восьмидесятых и до конца девяносто восьмого, что ли, года…

Широкая благосклонная улыбка моментально сузилась; на лице Коневец мелькнуло отчетливое желание выставить меня как можно быстрее. Она выразительно покосилась на стоящий тут же телефон. Наконец, подбирая слова, осведомилась:

– А вам, Евгения, это зачем?

– Очень интересуюсь историей Тарасова! – страстно выпалила я, найдя вдохновение в недавнем разговоре с Осколкиным. – Людмила живет здесь всю жизнь, а я – меньше половины своей. Чем дольше живу, тем больше мне здесь нравится. Бывает, сожалею, что я не местная от и до. И, чтобы почувствовать себя здесь полноценно своей, слушаю рассказы