делся его телефон. То ли сами с пьяных глаз загнали, то ли украли многочисленные друзья-товарищи, которые были на поминках. Одним словом, кроме показаний самих обвиняемых против меня официально в этом деле ничего нет. А сказать, почему нету? Потому что и быть не могло! Я не просто так плачу своей службе безопасности. За всеми современными веяниями следим. И чтобы использовать мои счета или мой телефон, это надо быть таким крутым взломщиком, каких в стране и нет. Да и не рассчитывал организатор похищения Евдокии на то, что меня из-за этой истории посадят или хотя бы даже просто арестуют. Другое у него на уме было. Он хотел нас с Евдокией поссорить. И вот это у него вполне получилось! Как бы я потом Евдокии ни объяснял, что никого не нанимал и все это подстава, она же своими ушами слышала, как эти ханурики клялись и божились, что заказал ее именно я и никто другой! Вот в чем главный подвох!

– И кто может подкапываться под вас? Кому вы так серьезно перешли дорогу?

– Врагов у меня уйма! И с прежних времен. И сейчас многим покоя не дает то, как многого я от жизни добился. Но кто мог использовать в своих играх именно Евдокию? У меня имеется подозрение насчет ее близких.

А близких-то у Евдокии как раз по пальцам перечесть осталось. Муж, пасынок, любовник – все они уже в больнице. Уж не без помощи ли Рудольфа Антоновича они там очутились? И пока чиновник выразительно молчал, готовясь к следующему этапу их общения, сыщики невольно прикидывали, мог или не мог этот душка и миляга, многодетный отец и любящий муж прикончить одну певицу и отправить на больничную койку еще троих человек. И что-то подсказывало им, что ради спасения своей шкуры и ради мира и спокойствия в своей семье Рудольфу Антоновичу случалось спроваживать на тот свет и куда большее количество народу по куда менее значительному поводу.

Глава 9

И все же кое-что полезное им узнать от Рудольфа Антоновича удалось. Он считал, что корень зла кроется в том молодом человеке, которого совершенно внезапно взялась протежировать покойная Евдокия.

– С него все началось.

– Кто он? Вы его знаете?

– Конечно. Она же просила меня о протекции, как я могу не знать, за кого мне предстояло хлопотать. Это артист в их театре. Зовут Егор. Один из ведущих. Я видел его в образе юноши Тамино. Он талантлив, но желает сменить сферу деятельности. Сцена ему наскучила, он хочет продвижения выше по карьерной лестнице. Евдокия требовала, чтобы я посодействовал назначению Егора на должность директора театра. Нет, не их театра, но тоже не слабо.

Евдокия просила за Егора? Сыщики были удивлены. И с чего Евдокия взялась столь неистово хлопотать за своего пасынка, что даже не побоялась поссориться с Чинаревым? Егора вполне успешно опекал его собственный родитель, Евдокии не было нужды впрягаться в это дело.

– И тем не менее после той ссоры Евдокия очень изменилась ко мне. Резкость в разговоре появилась. Я ее не узнавал.

– Странно, от других мы про изменения в ее характере ничего не слышали.

– Так они все ее боялись до посинения, с разговорами в душу к ней и не лезли. За версту обходили и то за благо почитали. Ни муж, ни любовник, этот сосунок малолетний, они ее не знали, как знал ее я. Единственный близкий мне человек в целом свете.

– У вас ведь жена и дети.

– Что жена… У нее своя жизнь. Дети тем более, одна головная боль от них. Как начнут болтать, хоть вешайся. Не понимаю я их. Дети – это совсем другое, с детьми не поговоришь, как мы с Евдокией разговаривали. От нее у меня тайн не было. То есть я думал, что не было. Но теперь уж и не спросишь, нет ее.

И Рудольф Антонович неожиданно извлек большую бутылку водки, из которой налил себе почти полный стакан. Никому не предложив разделить с ним угощение, он опрокинул водку в себя одним махом, не забыв отсалютовать молодой и прекрасной Евдокии, которая насмешливо взирала на него со своей фотографии.

Какое бурное прошлое было у этих двоих? И Фиме вдруг горячо и искренне захотелось узнать, что же за великая тайна связывала между собой этих двоих людей. Пусть Рудольф Антонович и утверждает, что тайна эта давно и прочно похоронена в прошлом и к настоящему не имеет никакого отношения, но всем известно, что без прошлого нет будущего, а значит, и настоящего. Корни проблем стариков всегда родом из тех времен, когда они сами были молоды, сильны и безжалостны к тем, кто их окружал.

Этим мыслям помешал сам хозяин. Выпив водку, мужчина грохнул стакан об стол с такой силой, что осколки хрусталя разлетелись по всей комнате, а на гладкой полированной поверхности стола образовалась отвратительная вмятина.

– Против меня эта смерть! Против меня копает, гад!

– О ком вы говорите? Кто копает?

Но Рудольф Антонович вместо ответа налил себе еще один полный стакан. Бутылка опустела. А сам он моментально окосел.

– Он на что рассчитывал? – забормотал мужчина. – Думал, что Евдокию запугает, она распоряжение насчет бумаг оставит. Она и оставила. Мол, так и так, если умру насильственной смертью, то публикуйте всю правду-матку про моего бывшего любовника и лихого злодея Рудика. И быть бы концу для меня, да только не на того напали. Подсуетился я, выведал, в каком хранилище Евдокия сейф арендовала. Подкатили туда мои люди, забрали бумажки. Сжег я их у себя в камине, даже читать их не стал, а на душе-то гадко-гадко! Ведь не сама Евдокия до такого додумалась, подтолкнули ее к этому. А кто подтолкнул? Кто это сделал, до сих пор где-то рядом ходит и новую пакость против меня замышляет! Кто следующий из моих близких от его руки падет? Сыновья? Дочь?

Про жену он не упомянул, из чего можно было сделать вывод, что ее фотография находится у него на столе исключительно приличия ради. И о ее судьбе он тревожится в самую последнюю очередь.

– Вы женились не по любви. Правильно я понимаю?

– Любовь? – ухмыльнулся Чинарев. – Что это вообще такое? Моя жена была родом из мощного клана, близкого к правительству. Женитьба на ней – это была самая большая удача в моей жизни. Тестю я не слишком нравился, но он видел, что его дочь меня обожает, и смирился. Да и я сумел доказать, что