мало кто из мальчишек годится нам в друзья. После утренней пробежки они относятся к нам настороженно, они боятся нашей силы. Теперь они знают, насколько она больше – и будет только расти.

– Тебе легко говорить, – поворачиваюсь я к нему. – Не с вас-то шкуру спускают.

– Но мы не умеем возрождаться, – фыркает Акалан, уруни Белкалис, высокий и крепкий северянин, который своим кислым благочестивым видом напоминает мне старейшину Дуркаса в самые ханжеские моменты.

– Даже если так, – хмыкает в его сторону Бритта, – а на самом деле вовсе нет, вас-то все равно не накажут, и вы это знаете.

– И правда, – соглашается Катья. – Мальчиков никогда не наказывают. Даже если девчонки погибают.

– Но Ойомо запрещает новобранцу вкусить безграничность, – добавляю я. – Тогда-то шкуру спустят с каждого в отряде.

– Хочешь, чтобы мы все сейчас истекли кровью? – презрительно усмехается Акалан. – Чтобы мы страдали, как…

– Не будем ссориться, – быстро и как всегда мягко вмешивается Сурем, уруни Катьи. Тот самый юноша, который так и не стал моим напарником, улыбчивый, украшенный татуировками уроженец запада. – Мы уже почти возле оружейной. Давайте просто…

Голос Сурема резко пропадает, вытесненный зловещим покалыванием по коже. Я вмиг его узнаю. Смертовизги… но не те, что сидят в пещерах под Варту-Бера. Сердце бешено колотится, я следую к стене, к которой меня ведут чувства, и сразу же вижу крадущиеся по камням четыре ужасно знакомые фигуры. Сквозь окутывающий их туман блестят белые шкуры.

Это прыгуны – смертовизги, которые наскакивают на жертву и разрывают ее на части когтями и зубами, – они на стенах, прямо как нас много раз предупреждали. Остальные, похоже, пока ничего не замечают.

Чудовища куда крупнее, чем те, с которыми тренируются послушницы, – руки мускулистые и здоровенные, их глаза цепко смотрят сквозь темноту. Так вот в чем разница между пленным смертовизгом и вольным. Я уже почти забыла, но теперь зрение обостряется, давая увидеть их яснее, слух не пропускает ничего, кроме тихих, вкрадчивых шагов. Я сразу же перетекаю в боевое состояние, как учила кармоко Хуон. Чтобы его вызывать, мне не нужна пробежка, оно возникает инстинктивно.

Я кладу на землю лишние теперь атики, медленно, чтобы не привлечь внимание смертовизгов. Чувствую, как на меня устремляется взгляд Кейты. Впервые вижу его таким настороженным вне тренировки. Может, он тоже ощущает чудовищ, холод их тумана, который подползает все ближе.

– Дека, что там? – шепчет Кейта.

Бросаю взгляд на стену.

– Смертовизги, четверо на западной стене, все прыгуны и огромные.

Все испуганно цепенеют, а я быстро подсчитываю шансы. Шестеро нас против четверых чудовищ. Чтобы положить одного смертовизга во время вылазки, нужно три-четыре девушки. И мечи у этих девушек обычно настоящие.

– Мы в меньшинстве, – шепчет Бритта. – Надо бежать в Главный зал, бить тревогу!

Кейта кивает, с прищуром вглядываясь во мрак и пытаясь их различить. Он, как и другие юноши, неспособен так хорошо видеть в темноте, как мы, алаки.

– Ребята, – поворачивается он к остальным, напряженно замершим, – я их не вижу, поэтому бежим по команде Деки. И делаем это тихо.

– Но!.. – вскидывается Акалан.

Кейта сурово его обрывает:

– Мы здесь одни, без настоящего оружия и шлемов, чтобы защититься от воплей. По команде Деки, – повторяет он, кивая в мою сторону.

Первый смертовизг только ступает на землю. Заметив, что я его вижу, он поднимает взгляд, и его глаза встречаются с моими. И в них что-то хищное и разумное. Чудовище разевает пасть.

– Давай! – кричу я, срываясь с места.

Мимо размытым пятном, вырываясь вперед, в ужасе проносится Катья.

– Смертовизги! – вопит она, в панике позабыв наставления Кейты. – Смертовизги напад…

В нее врезается массивная белая фигура, и Катья кувырком летит в кусты. Едва она падает, смертовизг бросается следом, но Сурем быстро отбивает его удар, вскинув атику. Смертовизг шипит, злобно обнажая зубы и когти.

– Чтоб тебя, Катья! – рычит Кейта, бросаясь к ней.

Я бегу следом, в шоке отмечая, как оставшиеся три смертовизга разделяются, чтобы отвлечь послушниц и джату, рванувших на зов Катьи. Интересно, почему они не визжат? Мы к ним ближе всех, почему они не нападают на нас?

Едва успеваю об этом подумать, как смертовизг одним движением когтей превращает деревянный меч в щепки и вновь заносит лапу, чтобы нанести всхлипнувшему Сурему смертельный удар. Но Катья, метнувшись, отталкивает его в сторону и снова бежит назад.

На какое-то мгновение я уверена, что она в безопасности, что когти ее не достанут. В конце концов, она одна из самых быстрых девчонок в Варту-Бера. Но затем слышу тошнотворный хруст костей и вижу когти, торчащие из ее груди.

– Ох! – выдыхает Катья, в изумлении распахнув глаза.

Из ее спины выпадает вырванный лапой смертовизга позвоночник.

Время будто замедляется, тело словно увязает в янтаре, а я смотрю, как Катья истекает кровью из зияющей в спине дыры. Оттуда хлещет странный синий цвет, которого я еще никогда нигде не видела. Катья содрогается раз, другой, затем замирает. И я без лишних вопросов понимаю: она погибла. Нет золотистого блеска недосмерти, нет золоченого сна.

– Катья… – шепчу я, поникнув, руки и ноги наливаются свинцовой тяжестью.

Смертовизг остается на месте, наблюдая за ней. Он кажется почти… удивленным, потрясенным, что убил ее так легко. Внутри меня низким рокотом взрывается глубинный раскаленный вулкан, что превращает кровь в огонь, а дыхание в пепел.

– Уйди от нее, тварь! – бушую я, и голос становится многослойным, мощным: – УЙДИ ОТ НЕЕ!

Смертовизг немедленно каменеет, у него закатываются глаза. Наблюдаю, все еще полыхая, как он резко отшатывается, конечности подергиваются, будто на веревочках. Адвапа и Аша тут же поднимают Катью, и на меня обрушивается усталость, волна, заглушающая все вокруг, притупляющая чувства до нижнего предела. Вижу лишь вспышки: смертовизги хватают собрата, который двигается толчками, и убегают через стену тем же путем, что пришли; Адвапа бережно кладет тело Катьи на землю, к нам наконец подбегают послушницы и кармоко; к Катье со слезами в глазах бросается Сурем.

Кармоко Тандиве знаком приказывает послушницам оттащить ее.

– Кто первый поднял тревогу? – оглядывается она.

– Дека, – отвечает Бритта. – Потом… Катья. – Ее голос срывается.

Не обращаю на нее внимания, мой взгляд прикован к мертвому телу, к сочащейся из позвоночника синеве. Считаные мгновения назад Катья неслась впереди меня, ее длинные рыжие волосы развевались в темноте… а теперь… теперь… Мои колени подкашиваются, я больше не в силах держать свой вес.

Почти месяц здесь – месяц, когда из каждой вылазки по крайней мере одна алаки возвращается трупом, – а я все равно не понимала, что мы так легко умираем. Все-таки это послушницы, девчонки постарше, далекие от меня и моих подруг. Но Катья… как она могла так легко сдаться? Как же когти смертовизга нанесли верный удар с первой попытки? Слезы льются из глаз ручьями, от усталости тело все больше наливается тяжестью, как вдруг рядом щелкают пальцы, заставляя меня поднять взгляд.

Кармоко Тандиве хмуро смотрит на меня сверху вниз.

– Твои глаза, Дека, – удивленно бормочет она. – Что же с твоими глазами…

Это последнее, что я слышу, прежде чем тьма утягивает меня в свои объятия.

16

– Видел, что ты вчера сделала, – льется мне в ухо непрошенный шепот Кейты.

Уже вечер, и мы на озере, провожаем Катью в последний путь. Алаки запрещено предавать земле, и поэтому тело хоронят на воде, сжигают в маленькой лодочке, которую мы превратили в погребальный костер. В отсутствие опекуна Катьи, за обряд отвечает Сурем, он печально и торжественно зачитывает отрывки Безграничных Мудростей. Как только обряд закончится, он покинет Хемайру и вернется в родной дом. Не может вынести даже мысли, что придется снова и снова видеть гибель товарищей.

Я его не виню. Будь у меня выбор, я бы тоже ушла. Неважно, что здесь когда-то была мама, что остались вопросы, на которые мне нужны ответы. Я хочу сбежать из этого места, хочу убраться далеко-далеко. Но я, как и Катья,