– А ты?

Кейта пожимает плечами.

– Говорят, я хорошо их уничтожаю, – просто отвечает он. В его глазах горит абсолютная вера. Он явно многое умалчивает. – Я беспокоился, что ты не приспособлена для этого, что на поле боя ты станешь обузой. Возможно, я ошибался, возможно, ты сумеешь противостоять страху.

Спокойная уверенность в его взгляде меня раздражает, но я знаю, что лучше мне этого не показывать. И я мило ему улыбаюсь.

– Ты знаешь, я тоже испытываю облегчение.

– Почему это?

– Боялась, что ты слишком хорошенький, чтобы марать руки.

Кейта слегка распахивает глаза от удивления и на мгновение приподнимает уголки губ.

– Что ж, мы оба полны сюрпризов, не так ли? – отзывается он и уходит.

15

С каждым шагом предвкушение разгорается все сильнее. Я в библиотеке, темной, мрачной комнате на верхнем ярусе Варту-Бера, с Бриттой, Катьей, Белкалис и близняшками, которые дружно присоединились ко мне, чтобы проверить, упомянута ли моя мать в «Геральдике». Полки со свитками простираются насколько хватает глаз. Мое сердце бьется в лихорадочном, взволнованном ритме, нутро скручивает от тревоги. Возможно, мне следовало просто набраться смелости и обратиться со своими подозрениями к матроне Назре или кармоко Тандиве. Это намного проще, чем прийти сюда в страхе и нетерпении. Но нет, матрона Назра – слишком злобная, а кармоко Тандиве – слишком пугающая. Лучше отправиться сюда с друзьями.

– Поверить не могу, что мы наконец-то здесь! – пищит от волнения Бритта. – Еще чуть-чуть – и ты получишь все ответы!

– Или ничего, – хмыкает Белкалис, – потому что вы раздули балаган на пустом месте, а то, что мы тут в наш единственный лунный день – точно тот еще балаган.

Уж кто-кто, а Белкалис всегда выскажет вслух мои самые глубинные страхи.

– Вот надо тебе вечно быть такой громкожопой? – цокает языком Катья.

– Громкожопой? – остановившись, смотрит на нее Белкалис. – Это ты только что выдумала?

– Нет, я выдумала, – вмешивается Адвапа. – Довольно уместно, тебе не кажется? Есть в слове определенный…

– Мы на месте, – кивает Бритта на тяжелую деревянную дверь перед нами: архив.

Исатту, темная как ночь помощница, приставленная к нашей спальне, раскладывает свитки на полке у входа. Завидев нас, Исатту улыбается, и эта улыбка полна доброжелательности, поддержки. В отличие от большинства помощниц и матрон, она попала в Варту-Бера сразу же, как стала храмовой девой два года назад, а потому сохранила внутри то счастье, которое утратила бы, если бы ей пришлось прислуживать жрецам.

– А, неофитки, – она отпирает дверь, – вам сюда. Напоминаю, вы никогда не должны упоминать о прочитанном посторонним под страхом смерти. У стен всегда есть уши, особенно когда дело касается Теней…

Силюсь остановить волну мурашек, что пробегают по спине, когда Исатту вводит нас в маленькую круглую комнату, в которую свет льется через тяжелую стеклянную крышку. Полки вдоль стен заполнены свитками, и края их ветхи, будто они пролежали здесь сотни лет. В канделябрах мерцает пламя, на полу вырезана умбра. Однако она – далеко не самое интересное здесь. А большой каменный пьедестал посреди комнаты – или, скорее, толстая книга в кожаном переплете на нем.

Исатту подходит к пьедесталу, открывает книгу.

– Говоришь, мать родила тебя в двадцать пять?

Киваю, и помощница объясняет:

– Как правило, потенциальных теней берут на обучение в десять лет, так что, если тебе сейчас шестнадцать, твоя мать впервые переступила порог Варту-Бера примерно тридцать один год назад. – Она листает страницы, пока не находит искомую. – Начинайте отсюда. Тени перечислены в алфавитном порядке в соответствии с годом, каждая запись состоит из двух страниц. Ну, ладно, оставлю вас.

Я подхожу к книге.

– Момент истины… – бормочу я, каменея от напряжения.

– Момент истины… – ободрительно улыбается мне Бритта.

Начинаю переворачивать страницы, мимо летят имена – Аада, Анализа, Бинта, Катка, Нирмир, Тралгана… Замедляюсь, когда дохожу до буквы «У», сердце бешено колотится в груди. В Ирфуте имя матери было редким, но что, если в Хемайре все наоборот? Что, если женщин с таким именем здесь несколько, и я не пойму, которая из них она? Но нет… у каждой Тени под записью есть знак отличия. Я должна сразу же узнать мамин знак.

Наконец передо мной последние имена – Уа, Уда, Уками, Уна, Узад, Узма. Замираю, листаю назад, и дыхание перехватывает. Я нигде не увидела имя матери. Мечусь по страницам туда-обратно, но все без толку.

– Ее здесь нет, – шепчу я, и глаза мне застилают слезы. – Ее здесь нет.

Ухожу в угол и тяжело оседаю на пол под тяжким грузом поражения.

Все эти недели я воображала, как отыщу имя матери, ответы на все вопросы, кем она была – и кто я есть. Но ответов нет, потому что ее здесь никогда не было. Я просто придумала себе фантазию, отвлекаясь от того, что я просто-напросто…

– Дека, смотри! Она тут! – радостно зовет Бритта, и я вздрагиваю.

Она стоит у книги, тычет в страницу. Я даже не заметила, как Бритта туда подошла.

– Я нашла, нашла! Она здесь отмечена годом раньше, чем подумала Исатту.

– Что?! – охаю я, взвиваясь на ноги.

– Уму из Пунтуна, девять лет, темно-коричневая кожа, черные глаза, короткие каштановые волосы, отемнийские племенные отметины, по две на каждой щеке. Знак отличия: золотой кулон с начертанной умброй.

Я вдруг забываю, как дышать.

– Это она… – хрипло, прерывисто шепчу я и сквозь жгучие слезы всматриваюсь в запись длиной всего в абзац. – Она была здесь. Она была Тенью…

Подтверждение всего, о чем я подозревала, невыносимо, и по щекам льются крупные слезы.

– Ох, Дека… – вздыхает Бритта, обнимая меня.

Катья тем временем продолжает читать:

– Удалилась после пятнадцати лет службы по личным причинам. – И тут она умолкает.

– Что там еще? – не терпится узнать мне.

Катья качает головой:

– Это все.

Все?! Я морщу лоб.

– Не может быть. А как же то, какой она была? Что изучала, какие у нее особенности?

– Особенности? – хмурится Катья. – Да нет же, больше ничего тут не написано.

– Дай посмотреть!

Вырываюсь из рук Бритты и устремляю взгляд в книгу, и узел в груди сжимается сильнее – Катья права. Здесь больше ничего нет. Никаких описаний, дальнейших записей, вообще ни-че-го.

Снова не могу дышать. А как же покалывание, способность чувствовать смертовизгов? А то, как меняются мои глаза и голос, когда я рядом с этими чудовищами? Мне нужен ответ – и как можно скорее, пока не начались тренировки с ними.

* * *

Тем же вечером я в таком настроении возвращаюсь в оружейный манеж, что даже не замечаю запах крови в воздухе. Меня возвращает в реальность лишь крик – жалобный, слишком человеческий. В сгущающейся темноте мы с Бриттой смотрим друг на друга, широко распахнув глаза. Мы обе знаем, что означает этот крик. С окраин Хемайры вернулся отряд, не расправившись с должным числом смертовизгов. С послушниц, не убивших свою долю тварей, спускают три шкуры.

За эти недели я мельком видела такое уже множество раз: матрона Назра сдирает кожу со спин послушниц так легко, как будто чистит лимон. Я видела, как стекает золотая кровь, слышала жалобные крики тех, кому не повезло испытать наказание, а потом тишину. Страшную, ужасную тишину.

«От страданий демоны только сильней», – всегда объясняет матрона и кривит губы в зловещей ухмылке. Если так, то все алаки Варту-Бера должны быть уже закалены как сталь. Раздается новый крик, и я стискиваю кулаки так крепко, что вот-вот лопнет кожа. Сперва куцая запись о матери в «Геральдике», теперь это. Что еще мне придется вытерпеть, прежде чем закончится этот несчастный день?

– Не слушай, – говорит Кейта, бросая на меня взгляд, и уходит вперед со связкой атик в руках – атикой называется наш длинный тренировочный меч. Он и еще двое уруни помогают нам вернуть их в оружейную комнату перед уходом в казармы. – Просто сдвинь на задний план.

От его слов моя кровь закипает гневом. Пусть мы заключили шаткое перемирие, Кейта мне не друг. Очень