– Вот и плохо, что ей все равно! По-твоему, если животные сказать не могут, так им любого коновала можно подсунуть? Там нужен человек с душой, а не такой, которому что гроб колотить, что дитя баюкать!

Шишов медленно запрокидывал голову в тихом гневе:

– Так, значит, ты предлагаешь моей дочери гробы колотить, да? Н-ну, спасибо! Не ожидал. Да я… свою кровинушку… знаешь, куда устрою? Она у меня… мясо продавать пойдет, вот! Ага, мясо… – Шишову самому понравилась эта шальная мысль. – Точно! Чего ж я раньше-то не допетрил? И Симка с Фимкой сыты будут! А то, я читал, им столько надо всякого мяса, прям хоть по миру иди! А ведь если пишут, значит, вынь да подай…

Серафима хрюкнула и по-матерински вздохнула:

– Ой, Сеня, женить тебя надо. У тебя доброты – прямо тазами мерить можно. И все кошкам под хвост…

Следующий рабочий день тоже пролетел птахой. Перед выходными автобусники загрузили себя работой по самые уши. Даже домой уехали позже обычного. Уже расставаясь, Сеня скуксился и зацокал языком:

– Вот черт! Два дня теперь самому с этим расследованием… Слышь, Сима, ты, если что, сразу же звони. Сразу же, поняла? Я прибегу, а то как же ты одна-то… Сдуру такого наворотишь… Эх, Серафима, глупая ты женщина, и чего ты мне сразу не сказала, что не ты мужика завалила? Мне бы раньше все рассмотреть, всех допросить, ко всем приглядеться… А теперь ведь не пойдешь по второму кругу… Да и кто пустит-то? А дело темное, хоть костры разжигай!

Серафима успокоила:

– Ты, Сеня, глупый уродился. Если хочешь приглядеться, завтра самое оно – у Костеренко Анатолия девять дней. А на такие даты никого не приглашают, кто хочет помянуть покойного, сам приходит. И уж не выгоняют никого. Так что мы с тобой можем смело…

– Ну, смотри, – погрозил кривым пальцем Шишов. – Без меня ничего не предпринимай. Я завтра позвоню. Ой, и тяжела ты, доля мужицкая.

Не успела Серафима зайти домой, как оглушительно зазвонил телефон.

– Никак Шишов. Боже, как непросто быть интересной женщиной! – фыркнула кондуктор и вальяжно промяукала: – Аллёу…

– Алло, алло, позовите… господи, ну как же ее… Симу позовите! – послышался в трубке незнакомый торопливый голос.

– Я слушаю. А кто…

– Сима? Это Вера. Я уже два часа звоню! Сама говорила: если что – звонить, а к телефону не подходишь!

Серафима терпеливо пояснила:

– Верочка, но я же работаю. Вот только пришла, услышала, и… А что стряслось?

– Я ту Милку видела! Ну, ты помнишь, я тебе рассказывала, еще план ее дома рисовала? Так вот, она возле нашего подъезда сидела. Страшная!

Перед глазами Кукуевой сразу же всплыл портрет молодой девушки в траурной рамке.

– Вера, ты ошиблась. Просто похожая девушка, и все.

– Да ничего не все! Она была в том же самом плаще – зеленом, с капюшоном. И лицо у нее тем капюшоном закрыто было. Точно тебе говорю – меня ждала! Я ближе подхожу, а она хихикать начала. Зашевелилась, обрадовалась. Я к ней: мол, что же ты, паразитка, совсем стыд потеряла? Тут жена Анатолия живет, сам он уже погиб весь, а ты тут нарисовалась! Хочешь, чтобы патлы тебе выдергали? И тут она голову-то подняла, а там, представь, вместо лица – рожа страшная. Не бывает таких рож у нормальных людей! Милка эта и так-то не красавица, а уж теперь-то… Переживает, наверное, из-за Толика… Видно, на девять дней пришла, да дни попутала. У него же завтра, а она сегодня приперлась.

– Верочка! – торопливо заговорила Кукуева. – Я завтра на девять дней обязательно приду. И ты мне все расскажешь, хорошо?

– Да уж расскажу… хотя чего тут хорошего… Это ведь Толик меня зовет… Я тебе говорила, да?

– Верочка, не сходи с ума! Знаешь что, тебе замуж пора… Ой! А у меня и женишок на примете есть, просто «Поле чудес», а не мужик. Давай, до завтра.

На следующее утро еще не случилось девяти, когда по телефону объявился Шишов.

– Симка, язви тебя! Ты где бегаешь? К телефону трудно подойти? Звоню-звоню, прям как Квазимодо какой!

– И тебе доброго утра, Сеня. Вообще-то сплю я, – не открывая глаз, забормотала Серафима.

– Вот я так и думал! А чего еще от тебя ждать? У нас дел невпроворот, а она подушку давит! Вставай, говорю!

– Да что случилось-то? – начала тревожиться Серафима.

Голос в трубке все больше набирал обороты.

– Случилось? У нашего потерпевшего сегодня девять дней! Ты хоть подумала, что ты на поминки наденешь? Спит она! А краситься когда думаешь? Я вот тебя предупредить хотел – ты лучше накрасься, а то когда ты… ну… со своим настоящим лицом, то у тебя такой вид… Короче, тогда старушки еще больше плакать станут.

Кукуева посмотрела в зеркало. Ничего хорошего там не увидела – глаза какие-то провалившиеся, нос заострился… Хотя куда ему еще остриться? Морщины откуда-то вылезли… Не конфетка, конечно. Но и Шишов…

– Сеня, а ты себя давно в зеркале видел?

– Короче! Я к тебе сейчас заеду, чтобы уже собранная была, – скомандовал Шишов, проигнорировав вопрос. – Мы же не знаем, когда у них там мероприятие!

– Угу, – мотнула головой Кукуева. – Но что-то мне подсказывает, что не в девять утра.

– Знаешь, Кукуева… – задохнулся напарник. – Лучше поздно, чем вообще не ходить. Тьфу ты, лучше раньше! Короче, двери открывай, я уже возле подъезда.

Шишов принесся, когда Серафима еще как следует не проснулась. Она только-только вынырнула из ванны, а в дверь уже звонили.

На пороге громоздился огромный венок, а сквозь искусственную зелень проглядывало торжественное лицо Сени Шишова. За похоронное великолепие он отдал нешуточные деньги и был страшно горд.

– Давай, Кукуева, пристроим пока куда-нибудь изделие, – собрался протиснуться Шишов к Серафиме, но та встала в позу морской звезды и закрыла проем телом.

– Шишов! Ты бы еще памятник мне приволок! Не знаешь, что нельзя венки в дом заносить? Самая отвратительная примета! Венки только покойнику несут, а ты мне приволок! Не пущу!

Шишов растерялся.

– Да ты что, Кукуева? Какая примета? С чего это ты выдумала, что тебе? Да разве я для тебя-то такие деньги выкинул? Пусти, говорю!

Он стал напирать, однако и Серафима была не робкого десятка – она подло сопротивлялась и изо всех сил выпихивала Шишова вон вместе с дорогостоящим сувениром.

– Ку… курва какая… – пыхтел Шишов, наваливаясь на двери. – Кукуева, я не могу… его здесь оставить! Сопрут!

– Ага! У нас за ним уже давно охотятся! Уйди, говорю, изувер!

– Так куда я теперь? – в расстройстве крикнул Семен, когда от венка стали отваливаться искусственные веточки.

Серафима, улучив момент, ловко захлопнула дверь и уже через замочную скважину распоряжалась: