– Это как же? А раньше-то она как смотрела? – потянулась за новым печеньем Серафима.

– Раньше я ее плохо знала, а сейчас… Понимаете, она теперь старается изо всех сил жить за двоих. Говорит, что раньше жила неправильно, потому с Милой такая беда и приключилась. – Девчонка вздохнула, налила в чашки ароматного чая и пригласила. – Пойдемте в комнату, берите корзинку.

Серафима корзинку взяла, удобно устроила ее у себя на коленях, но от остального предложения отмахнулась:

– Чего мы с тобой по комнатам таскаться станем? Давай здесь посидим, меня всегда в кухнях встречают. Ну и чего дальше-то? Как она жила?

– Говорит, что дочери мало доверяла… Кстати, она мне теперь категорически запрещает спрашивать «кто?», когда двери открываю. Говорит, что, если ты душой открыт, двери запирать не имеет смысла. Потом еще вещи всякие людям дарит, милостыню раздает. Причем регулярно, ровно в девять утра, чтобы день начинался с добрых дел. Правда, частенько потом ей самой на еду не хватает, но мы помогаем.

– А кто это – «мы»?

– Я же не одна здесь живу – еще Маринка и Сашка. Только они рано из дома убегают, не могут вынести правильной жизни. А недавно тетя Наташа спортом занялась, на стадион бегает диски метать. Говорит, что ее Мила спорт вообще не любила, так мать должна в этой жизни и за нее, и за себя постараться.

Серафима увлеченно слушала и медленно опустошала корзинку.

– А вообще ты что-нибудь про Милу знаешь? Что она была за девушка? Какие у нее друзья были, может быть, после ее смерти приходил кто? Ведь были же у нее друзья какие-то…

Девчонка ответственно задумалась. Печенье было ужасно вкусным, а кукуевский желудок голодным, и поэтому рот не переставал жевать. Серафима уже отставила корзинку от себя подальше, но Оля как-то незаметно пододвинула ее снова. Теперь, каждый раз, когда девушка начинала говорить, Серафима начинала жевать, а когда она замолкала, челюсть Серафимы зависала в ожидании.

– Тетя Наташа говорит, что ей всегда не везло – ни с друзьями, ни с подругами. И правда, сами посудите – подружки ни одной! Вот сколько живу здесь, хоть бы одна о здоровье тети Наташи справилась! А уж про друзей и вовсе говорить не хочется. Тетя Наташа говорила, что у нее был один друг… не помню имени. Я на фотографии видела, такой… ну никакой в общем. Но Мила его любила. А он сначала надежды подавал, а потом раз – и в наркотики ударился, стал колоться. Бить стал Милу, деньги у нее таскать, в общем, так некрасиво себя вел, что тетя Наташа прямо все глаза выплакала. Уж она ругала Милу, ругала… Потом этот парень сам Милу бросил.

– Ну и слава богу! – обрадовалась Серафима. – Это что же получается, еще не жена, а он уже руки распускает!

Девчонка согласно замотала головой, а потом погрустнела:

– Да, но потом-то еще хуже получилось! Милочка решила из своего сердца выкинуть любовь, как ненужный элемент. Говорила, что теперь собирается искать только богатых и состоятельных. Ну и нашла… на свою голову…

– Богатого? Как его звали? Имя, фамилия… Какой у него месячный оклад? – посыпались из Симы вопросы пулеметной очередью.

Ольга по-старушечьи налила чаю в блюдце, хотя тот уже давным-давно следовало подогреть, а не остужать, и тоном пожившей кумушки проговорила:

– Какой там богатый… Где их взять, богатых-то? Богачей, их как генералов, самим надо делать. Ну, встретился Миле мужчина. На первый взгляд достойный – возраст, речь красивая, манеры… Ходил с нею, только голову девчонке крутил! Все состоятельным прикидывался, а на самом деле оказалось – обыкновенный голодранец, только за счет жены и держится. Неизвестно еще, чем бы этот роман закончился, да Милочка под машину угодила. Так что с друзьями у нее просто беда была.

Серафима молча жевала печенье. Потом спохватилась, отодвинула от себя корзинку и нахмурилась.

– Получается, что последний герой Милочки подлецом оказался? А имени не помните? Не Анатолий случайно?

Девушка помотала головой.

– Ну, хорошо. А машину нашли? Кто-то ведь должен за это ответить!

– Не знаю. Наверное, должен. Но сама тетя Наташа никакого заявления не писала. Она говорила, что это случайность, Милочку все равно не вернешь, зачем кому-то еще горя добавлять. Милиция, конечно, завела дело, но пока никаких результатов не сообщали. Да и откуда результаты? Ночью выскочила машина из-за угла, на девушку налетела и унеслась. Кто бы стал номера смотреть, никого ж в такое время на улице нет!

– Как это нет? А разве у вас никто собак не держит? С псами, я читала, всегда вечером гуляют. Вот эти хозяева и являются самыми первыми свидетелями!

В глазах Оли мелькнул иронический огонек.

– Может, есть собаки, только плохие те хозяева, которые своих питомцев возле дорог выгуливают. Я, во всяком случае, не видела, чтобы кто-то из наших соседей возле проезжей части собачками рисковал.

– Но хоть марку-то машины видели? С чего вообще взяли, что ее машина задавила? – хваталась за соломинку Кукуева.

– И марку не видели. Говорю же – никто в это время дурного не ожидал, поэтому и не смотрели. А почему решили, так потому что Мила на проезжей части лежала, возле дома. А потом экспертиза тете Наташе сообщила, что там есть следы… протект… В общем, помню, следы от машин там были, вот.

– Ну спасибо, – похлопала себя Серафима по коленкам и поднялась. – Я, наверное, пойду.

– А тетю Наташу ждать не будете?

– Ну зачем я ей душу мотать буду, ты мне уже все рассказала. Знаешь… – Кукуева скособочилась и выудила из недр кармана кошелек. – Вот, возьми сто рублей…

– Нет-нет-нет! Что вы! – затрепыхалась девчонка.

Однако Серафима властно усадила ее на стул и повысила голос:

– А я говорю – возьми! Муки накупи, очень у тебя вкусное печенье получается. Я вон чуть не всю корзину уговорила. Бери!

– Да и ничего, что уговорили, я специально столько пеку, потом тетя Наташа милостыню раздает и печеньем угощает. А вы валенки-то не заберете? Или это не вы должны были за ними зайти?

– Не я, – с сожалением поговорила Серафима и посмотрела на валенки.

В сибирские морозы они и ей бы не помешали, но… Может быть, уже тоже пора жить праведной жизнью?

Домой Кукуева вернулась с полными пакетами – все же заставила себя зайти в магазин. После разговора с Олей ореол тети Наташи еще полчаса витал над ее беспутной душой. Едва ее рука тянулась к брикетику мороженого, как в голове всплывала фраза о правильной жизни, и рука сама собой протягивалась к овсяным хлопьям. В результате в корзине Серафимы болтались совершенно ненужные продукты – мюсли, которые она ни разу в жизни не пробовала, но была наслышана о их живительной силе, баночка с морковным соком, две луковицы, какая-то бобовая дребедень в консервах и кукурузные хлопья. С совершенно угнетенным видом она подошла к кассе и молча протянула деньги.