– Грейсон, со мной. Сержант Эллис, останьтесь пока на хозяйстве. Мы с Грейсоном оттащим лейтенанта обратно на площадь и загрузим его в птичку. Остальные, прикройте нас.

– Есть, – отвечает сержант Эллис. Он лидер третьего отряда и формально сейчас равен по званию сержанту Фэллон, но она занимает такое место в неофициальной иерархии, что любой сержант рангом ниже ротного обычно подчиняется ей.

Лейтенант в полной отключке. Пуля оторвала приподнятый щиток с его шлема, а потом ударила его в голову под углом. Его лицо покрыто кровью, а лоб выглядит так, будто кто-то зацепил его топором, но он все еще дышит, и выстрел, кажется, не пробил кость. Сержант Фэллон снимает с него шлем, бросает на землю рядом с собой и протягивает ко мне руку:

– Дай мне травмпакет, Грейсон.

Я залезаю в боковой карман штанов своей ИПУ и достаю пакет с бинтами. Разрываю пластик упаковки, вытряхиваю бинт и отдаю сержанту Фэллон. Она кладет его на лоб лейтенанта. Термобинт немедленно пристает к ране, запечатав борозду на его голове.

– Доживет до вручения Пурпурного сердца, – объявляет сержант. – Помоги мне довести его до корабля.

Мы берем лейтенанта Уивинга под руки и поднимаем его тело, хотя это непросто. Он высокий здоровяк и весит килограммов сто, не меньше, и броня добавляет к этому еще пятнадцать кило.

– Винтовку его тоже захвати, – говорит сержант. Я нагибаюсь и подбираю М-66 лейтенанта. Я замечаю, что четыре его кармана с магазинами все еще полны, а компьютер извещает меня, что в винтовке до сих пор двести пятьдесят патронов.

– Валькирия-Шесть-Один, РВП одна минута, – сообщают по каналу взвода. – Не высовывайтесь там.

Нелепо семеня, мы подбегаем к главному входу здания, между нами вяло болтается туша лейтенанта Уивинга. Вокруг до сих пор полно бунтовщиков, но они в основном избегают нас после того, как мы показали, что готовы стрелять на поражение.

Я слышу двигатели снижающегося корабля над головой. Он на полном ходу совершает боевую посадку. Мы выворачиваем на главную площадь, и я вздрагиваю, увидев множество тел на земле, раза в два больше, чем перед позицией первого отряда. Второй отряд себя не сдерживал.

– Браво-Один-Один, это Браво-Один-Два. У нас трое раненых, надо погрузить их на ваш корабль.

– Вас поняла, Браво-Один-Два. Ведите их сюда, только быстрее, – отвечает сержант Фэллон.

Появление корабля выходит эффектным. Он вырывается из низких облаков, делая последний резкий поворот. На мгновение меня охватывает первобытный ужас при виде этой огромной, смертоносной военной машины. Кто бы ни проектировал «Шершня», он ни на секунду не задумывался об эстетике. Сплошные углы и скошенные поверхности, торчащие во все стороны многоствольные пушки и пусковые установки. Он выглядит как привидевшийся кому-то в бреду гибрид осы и стрекозы, увеличенный до гигантских размеров и закованный в пластинчатую броню.

Пока я наблюдаю за кораблем, выдвигается посадочное устройство, и он замедляется для вертикального спуска. В последний момент пилот разворачивает «Шершень», чтобы хвост и посадочный трап смотрели на здание администрации, а многочисленные орудия – в сторону угрозы. Мне видно, как пушка носовой турели мечется из стороны в сторону, пока система прицеливания автоматически ищет мишени. Потом основная опора касается площади, и «Шершень» замирает, припав к асфальту. Трап пассажирского отсека откидывается с гидравлическим визгом.

– Такси подано, – говорит сержант Фэллон лейтенанту Уивингу, пусть тот и не слышит.

Мы несем лейтенанта на площадь. Хвост корабля в нескольких десятках метров от здания. На трап – нижнюю створку грузового люка – выходит механик и машет нам рукой.

Мы в десяти метрах от трапа, когда по площади прокатывается грохот пулемета. Я думаю, что это носовая турель корабля атакует цель, и оглядываюсь в поисках угрозы. Потом замечаю, что трассы пуль идут к «Шершню», а не от него.

– Ложись! – кричит сержант Фэллон, и мы падаем, роняя вместе с собой лейтенанта Уивинга.

Пули начинают ударяться в корабль, и слышен звон, словно град лупит по металлической крыше.

– Откуда эти твари стреляют? – кричит кто-то на частоте взвода.

– С крыши, – отвечает кто-то другой. – У них пулеметы на крышах, по центру и справа.

Пилот корабля врубает двигатель и отрывает «Шершень» от земли. Механик удерживает равновесие на трапе, а потом отступает обратно вглубь корабля. Я гадаю, почему носовая турель не стреляет в ответ. Трассирующие потоки несутся с крыш двух многоквартирок, одна стоит справа от площади, другая далеко впереди, напротив здания администрации. Оба здания – стандартные коммунальные коробки, тридцать этажей в высоту, и я понимаю, что турель десантного корабля не может целиться так высоко.

Пулеметы на крышах стреляют очередями, пуль по двадцать за раз. Мы с сержантом Фэллон на виду, между относительной безопасностью здания и бронированного корабля. Люк корабля куда ближе, чем бетонный козырек администрации, но «Шершень» уже в метре от земли, и не похоже, что его экипаж собирается поджидать нас, пока их поливают пулеметным огнем.

– Откуда люди достали сраные пулеметы? – спрашивает сержант Фэллон. Она снимает дымовую гранату с разгрузки и жестом приказывает мне сделать так же. Мы бросаем гранаты на площадь, и через несколько секунд нас скрывает густой дым.

– Давай-ка уберемся отсюда, – предлагает сержант Фэллон. Мы подхватываем все еще бесчувственного лейтенанта под руки и бежим обратно к зданию. Позади нас пулеметные пули продолжают выбивать из брони корабля непрерывное стаккато.

Неожиданно звук двигателей меняется, и я сразу понимаю: только что сломалось что-то важное. Ровный гул турбин превращается в измученный визг. Я оглядываюсь и вижу дым, струящийся из двигателя по правому борту. Еще один трассирующий поток обрушивается на корабль, который успел подняться от площади на пятнадцать метров. Попадая в обшивку, он высекает красные и желтые искры – верный признак бронебойных пуль, ударяющихся о твердую поверхность.

– Некогда пялиться, дебил! – вопит сержант Фэллон. Мы заскакиваем под защиту выступа над входом в здание.

Кое-кто из бойцов второго отряда припал к земле под самым краем козырька. Они целятся вверх, стреляя очередями в источник трассирующих пуль, поливающих наш корабль. Тот, кто размещал эти пулеметы, знает возможности «Шершня». Корабль уязвимее всего на земле, а стрелки стоят на крышах, вне досягаемости его носовой турели и скорострельной пушки. Расположение пулеметов – либо невероятно счастливая случайность, либо точный расчет. Я опускаю лейтенанта на землю, вешаю себе на грудь его винтовку, потом проверяю, сколько патронов осталось в моей. Все гранаты у меня на ремне нелетальные и могут только обозлить пулеметчиков. И в любом случае, у меня нет никаких боеприпасов, способных достать до крыши тридцатиэтажного дома.

– Ублюдки знают, что делают, – говорит сержант Фэллон почти уважительным тоном. Мы смотрим, как корабль виляет в сторону, крутит хвостом, как пилот делает все, на что способна, чтобы не подставить кабину и единственный работающий двигатель под пули. Она пытается увести свое судно из бетонной ловушки, но с поврежденным мотором «Шершень» стал тяжел на подъем. Пулеметы продолжают стучать, потоки пуль следуют за кораблем. Оба потока пересекаются на кабине.