© октябрь 2015

Новый главврач обожал командный дух и командное строительство. Очередной мозговой штурм был посвящен личности гинеколога. Гинеколог был нелюдим и не вписывался в дружный коллектив.

– Он ценный работник, – заметил начмед. – Сплошные благодарности. Пусть работает, как хочет!

– Так не годится, – возразил главврач, человек молодой и энергичный. – Коллектив – это единый организм. Каждый член выполняет определенную функцию. Выделяют, в частности, председателя, направляющего, работника компании, новичка, командного работника, исследователя ресурсов, наблюдателя-оценщика и завершителя-отделочника. А кто такой гинеколог? Никто. Он отшельник и этим подает дурной пример. Давайте думать, как вовлечь его в общественную жизнь.

Воцарилось молчание. Начмед играл авторучкой. Хирург рисовал узоры, терапевт откручивал пуговицу.

– Может, устроим футбольный матч? – предложил инфекционист. – Товарищеский. Поставим гинеколога на ворота.

– Хорошая мысль, – одобрил главврач. – Еще?

– Капустник, – пискнула главная сестра. – КВН. Скоро Восьмое марта.

– Отлично. Еще?

Было видно, что эти советы чем-то не нравятся главному. То есть он рад, но хочет большего.

– А давайте его полечим, – подал голос окулист, гораздый на всякие гадости. – Все вместе.

– Полечим? От чего?

– От чего-нибудь. На днях начнется профосмотр, он сдаст анализы. Мы найдем что-нибудь подозрительное и будем его обследовать. Проникновенно, бережно, заботливо, окружим теплом. Он ощутит наше участие и проникнется. Мы сломаем лед, а потом дружно поздравим его с тем, что ничего не нашли.

– Это можно, – улыбнулся уролог. – Бережно и заботливо.

– Отличная идея! – просиял главврач. – Пусть узнает, что такое дружеское плечо!

…Гинеколога подвергли многочисленным испытаниям. В его присутствии сотрудники шептались и участливо косились, в буфете пропускали без очереди. Главврач пригласил его к себе и закатил длинный монолог о готовности содействовать во всем. Предложил небольшой отпуск за свой счет, но потом. Кровь у гинеколога брали под местной анестезией. Грели присоски, когда снимали кардиограмму. В рентгеновском кабинете поставили печку, чтобы не замерз. Уролог не подвел и был аккуратен на грани влюбленности. Эндоскопист натер зонд салом. Нарколог сказал, что все мы люди, и налил двести граммов.

Через две недели в кабинет главврача вошел психиатр.

– Даже не знаю, с чего начать, – молвил. – Он дошел до меня. И его прорвало. Он полностью раскрылся.

– Замечательно! – воскликнул главврач.

– В каком-то смысле да. Только не «за», а «при». Он заявил, что долго молчал и не решался открыть рот, но все вокруг оказались такими хорошими людьми, что он уже не боится. Он понял, что мы один улей.

– Что, простите?

– Улей. А вы… – Психиатр нагнулся к уху главного и зашептал.

Через четыре секунды тот побагровел.

– Я? Откладываю яйца?…

– Да. По ночам, в ваших сотрудников. И это, по его мнению, очень хорошо. Ему было неловко об этом распространяться, но теперь он считает, что можно. А сам он – Космический Шмель. Уже давно. Я первый, кому он признался.

– Где он сейчас? – Главврач взялся за сердце.

– В том-то все и дело. Он пригласил к себе уролога, окулиста, инфекциониста и начмеда. Заперся с ними в кабинете. Там мертвая тишина. И мне только что показалось, что из-под двери тянется дым.

Доктор Юрочка – эта нелепая и забавная фамилия отравляла ему жизнь с малых лет – был на редкость вспыльчивым и суетливым человеком. День-деньской его рябая безбровая физиономия мелькала то в отделениях правого крыла, то в отделениях крыла левого. И вечно некстати, не вовремя, когда всем решительно не до него, и, как правило, – с какой-то чепухой, не по делу, бельмом на глазу у всех и каждого. Бывает, спешит куда-то, не думая ни о чем, целеустремленный белый халат, и вдруг едва успевает притормозить перед плюгавой, угрожающе нахохленной фигуркой, которая тоже только что замерла на бегу соляным столпом и собирается залаять из-под мятого колпака. Колпак – человек неодобрительно сотрясается! – съезжает на глаза, размыкается лягушачий рот, согнутый палец начинает негодующе стучать в какую-то бумагу. Никто не ведает, что это за бумаги, зачем они, почему так важны для Юрочки, и главное – откуда происходит Юрочка лично – кто он, собственно говоря? все позабыли давным-давно, даром что тысячу раз переспрашивали и никак не управлялись запомнить. Вроде занят он какой-то диагностикой – чего? каким образом? хорошо бы выгнать совсем, да ведь не вспомнить, черт побери, кто он такой, не дать бы маху.

Слов Юрочке никогда не хватало, и он подключал мимику, жесты, сучил ножками, покуда что-то внутри не перекрывало ему кислород. Едва этот момент наступал, Юрочка умолкал на полухрипе, немедленно разворачивался и мчался терзать очередную структуру, будь то хозяйственная часть, служба реанимации или лаборатория. Конечно, людей типа Юрочки большинство не воспринимает всерьез. В этом состоит заурядная защитная реакция, без которой объектам Юрочкиных домогательств осталось бы разве пойти и тихо удавиться. Его несдержанность могла испортить настроение и обидеть – но ненадолго. О нем быстро забывали, и если случалось ему по ошибке возникнуть где-либо вторично, сей визит вызывал у хозяев больше веселья, чем паники.

На заре печального дня, с которого началась эта показательная история, Юрочка узнал из календаря, что день предстоит тяжелый, щедрый на каверзы. Был у Юрочки досадный недостаток: все воспринимать близко к сердцу, по возможности быстро во все вникать, не выделяя главного из пустяков, да в придачу еще и верить всему, что услышит или прочтет. Его взбалмошность не сочеталась со злостью – скорее, наоборот, и тем больше следует ему посочувствовать, ибо он сильно огорчился, ознакомившись с прогнозом и сразу в него поверив. Тут же Юрочка поругался с женой – изрядной, между нами говоря, стервой. Все случилось в мгновение ока, подобно взрыву давно уже подложенного в неприметное местечко диверсионного устройства. Столь же быстро и затихло, но не вследствие перемирия, а попросту склочная половина ничего не успела крикнуть Юрочке вдогонку: он, не допив чай, кубарем покатился по лестнице и, покуда супруга сочиняла достойный ответ, уже мчался, заведенный и сердитый, по улице.

Добравшись до больницы, Юрочка, не раздеваясь, сбежал по ступенькам в подвал и ворвался в кабинет экстрасенса. Больница слыла передовой, главный врач держался современных взглядов и давал приют всяким новаторам – без лишней, от греха подальше, рекламы. Так появился экстрасенс – вреда от него не было никакого, а сообщения о пользе звучали не очень убедительно. Изо дня в день экстрасенс занимался электролизным расщеплением воды на живую и мертвую. Юрочка набросился на него, требуя отчета в каких-то сверхнормативных деяниях. На тумбочке, застеленной клеенкой, что-то булькало. Экстрасенс порывался возразить, но Юрочка, взвинчиваясь все пуще, не давал ему рта раскрыть: подскакивал, махал руками… вдруг замолк, обратив, наконец, внимание, на булькающий стерилизатор. Почему-то сей безобидный предмет ожесточил Юрочку до крайности. Возможно, виной тому явилась корявая красная надпись «живая вода» – так малюют на больничных ведрах и баках слова «пищеблок», «отходы» и «хлорка». Юрочка хватил по посудине кулаком, отдернул руку, обжегшись, да вдобавок кипящие капли яростно вцепились в его разгулявшуюся кисть. Юрочка затряс рукой, а другую поднял и в исступлении повертел пальцем у виска.